От медитации я стала отрываться только для написания новой страницы в дневнике. Не ем уже три дня. И не хочется. Со сном тоже самое. Я понимаю, что это плохо, но не вижу другого выхода. Подсознание диктует свои чудовищные правила, по которым я не хочу жить.
Я стала часто вспоминать Петра. Я не представляю, как он живёт и чем занимается. Сложно представить, что он смог быстро восстановиться после нашего расставания. Но это я сужу по себе. До сих пор считаю себя последней тварью. Он столько пережил из-за меня. А я закрылась от него. Я думала о том, чтобы вернуться к нему, но понимаю, что только наврежу. Пусть Сонагири будет для меня последним пристанищем. И могилой.
Это было пятнадцатое октября. Первого года в Сонагири».
«Этот мир окажется под моими ногами. Он сгорит, как только я подожгу свечу. Я никого не убью, но люди всё сделают за меня. Я буду смотреть на их лица, корчащиеся в агонии, на их беспомощные тела, ползущие через другие трупы ко мне, на их губы, произносящие мольбу о помощи.
Я сыграю набат на их костях и спою колыбельную, под которую с неба польётся кровь. Все земли омоются ей, и солнце в последний раз коснётся тёплыми лучами оледеневших тел. Нет ничего в этом мире, что было бы достойно жизни. Всё должно умереть, чтобы потом дать возможность другим построить идеальный мир»
«Всё дошло до того, что я стала писать подобные вещи. Даже нет… Не я писала это. Это подсознание. Именно оно нашёптывает мне такие ужасные вещи, от которых мне становится плохо физически. Теперь нет времени на реальную жизнь. Если я выхожу из медитации больше, чем на час, контроль берёт подсознание. Я была уже на пути в город, когда пришла в себя вчерашним вечером. Даже представить не могу, что я собиралась сделать.
В желудке не было еды уже давно, но он отчаянно пытается выдавить из себя все соки. Теперь он отказывается даже от воды. От постоянной рвоты болит горло. С лёгкими тоже что-то не так. Я простудилась неделю назад и была температура. Это, конечно, только по ощущениям. Но рассудок покидал меня, и я падала без сознания. Кашель настолько ужасен, что вместе с мокротой выходит кровь. Я уже знаю, что это может означать.
Это было шестнадцатое декабря. Первого года в Сонагири».
«Было ли это в приступе бреда или нет, но я видела его.
Я лежала в здании, где всегда находился он, с жаром и ломкой по всему телу. Затем дверь открылась, и я услышала мужской голос. Я не признала его, но это был он! Учитель.
Из-за своего состояния я не разглядела его лицо. Я видела только белый плащ и собранные в низкий хвост белоснежные волосы. Так он выглядел после преображения в день битвы с Нанганангом. Только когда ачарий коснулся лба, я смогла увидеть его огорчённые глаза. В них было столько боли и печали… Могла ли я его так разочаровать?
Затем я заснула. Никогда так сладко и крепко не спала. Это чудо, но правая рука вновь под моим контролем! Я выплакала весь свой запас слёз. Не знаю, что именно заставило меня так растрогаться: внезапное выздоровление или появление ачария. Может он не умер после битвы?
Это было одиннадцатое февраля. Первого года в Сонагири».
«Я вновь стала медитировать.
Голоса уже не такие громкие, но боюсь, что они могут вернуться в любую минуту. Я заметила странную вещь: во время медитации я стала ощущать разряды вокруг. Будто воздух электризуется. Я даже слышу треск. Ещё медитация стала заменять мне еду и сон. Я могу искоренить эти чувства, как только они подадут первые признаки.
В последнее время в Сонагири стало приезжать много людей. Я слышала разговор джайнов и, кажется, смогла разобрать несколько слов. Я не совсем понимаю как, но я будто услышала их мысли и поняла смысл. Джайны хотят вернуться в Сонагири. Но я тогда не знаю, что делать мне.
Это было восемнадцатое марта. Третьего года в Сонагири».
«Выход из этой ситуации нашёлся сам.
Когда джайны вернулись, я ждала их возле главного здания. Они сразу обратились ко мне с вопросом о том, кто я и что тут делаю. На что я смогла сделать что-то невероятное…
Нет, я даже не знаю, как это объяснить. Будто с помощью своего сознания я передала им свои мысли, которые они поняли. Все джайны сразу переглянулись. Я видела их огромные глаза и трясущиеся конечности. Признаюсь, я даже посмеялась. Я дала им понять, что я им не враг. Дала им всю еду, что выращивала всё это время. Её, конечно, было немного, но…
Я сказала, что теперь в этом городе, среди них, я — ачарий. И в этот же день поведала им историю об Анаше и Нангананге. Про них двоих пришедшие джайны знали, но удивились от услышанного (если можно так назвать то, что они слышали мои мысли, а не голос). Джайны поверили мне. Но другого после подобного представления я не ожидала. Я просила беспокоить меня только в особенных случаях.
Это было второе апреля. Третьего года в Сонагири».
«Это происходит. Действительно происходит.