— Так необходима, что ты не забрала её сразу, а потом и вовсе про неё забыла? И ты ещё смеялась над моей лодкой?
— Лодку свою ты так и не починил!
— Да, потому что я подарил её Адаму!
— Ты подарил её Адаму, чтобы все перестали смеяться над тем, что ты купил лодку!
— О чём спорите? — Коль, довольная и усталая, наконец-то к ним вернулась.
Она пропустила чаепитие, но их шутливую перепалку пропустить просто не могла.
— Ни о чём, — ответил Голд. — Твоя мама купила антикварную швейную машинку и забыла об этом.
— Нужная, наверное, — тут же поддела Коль.
— Ну, хватит! — надулась Белль. — Все мы совершаем импульсивные покупки.
— Антикварных швейных машинок?
— Знаешь, если бы меня не тянуло на антиквариат, то тебя бы вообще на свете не было!
— Ах, так! — притворно обиделся Голд.
— А разве нет, старый ты барахольщик? — язвительно протянула Белль и рассмеялась, увлекая и их, а потом как ни в чём не бывало предложила: — Ещё чаю? Коль?
— Я не буду, — Коль устало потянулась и улыбнулась одними губами. — Хочу прогуляться по пляжу. Возьму собак. Им тоже полезно лапы размять.
— Как хочешь, — мягко сказала Белль. — Не гуляй долго. День и так был тяжёлый.
— Хорошо, — согласилась дочь и дважды негромко хлопнула в ладоши. — Рафф! Фалко!
Собаки были рядом: лежали на кухонном полу, вытянувшись во всю длину. По команде они встрепенулись и с готовность последовали за ней к выходу. Фалко путался под ногами, радуясь, что после целого дня взаперти его наконец ждёт прогулка, и только к его ошейнику она пристегнула поводок. Голд проводил дочь до двери и вернулся к жене. Они ещё посидели вдвоём, поговорили, выпили по чашке чая и всё ждали, когда дочь вернётся, а она не возвращалась.
— Пойду поищу её, — обеспокоенно проворчал Голд. — Она, конечно, взрослая и…
— Поищи, — поддержала Белль, сняла со спинки стула свой кардиган и протянула ему. — Передай ей. Там ветер, а она вышла в одной футболке.
— Не хочешь со мной?
— Нет, — она отказалась, как обычно, уступая это право ему. — Я подожду здесь, приберусь, почитаю.
Голд посмотрел на неё с благодарностью, поцеловал в щёку и отправился на поиски.
Долго искать не пришлось. Коль ушла совсем недалеко, сидела на пляже, подвернув ноги под себя, и любовалась волнами, шумно разбивающимися о песчаный берег. Вокруг стало так темно, что остался лишь океан, широкий, необъятный, и холодные огоньки, мерцающие в глубине его тёмной сути, отражения звёзд и белёсого осколка лунного диска.
— Не холодно? — весело спросил Голд и, не дожидаясь ответа, набросил кардиган на плечи дочери.
— Спасибо, — поблагодарила Коль, заворачиваясь в нежную шерсть. — Почему ты здесь?
— Не могу позволить тебе бродить в темноте, — просто ответил он и сел на песок рядом с ней. — В одиночестве.
— Здесь не темно, — буркнула она и насмешливо сказала: — И я не одна, а с моими верными защитниками.
— Ну, да, — согласился он, окинув взглядом апатично лежащего Раффа и глуповатую морду Фалко, который безуспешно пытался с ним играть. — И где же вы бродили с вашими защитниками, миледи?
— То тут, то там. Не скажу точно, — неопределённо протянула Коль. — Но разве не в этом вся прелесть неопределённости?
— В этом, — улыбнулся Румпель, обратил своё внимание на океан, а потом снова повернулся к дочери: — Расскажи мне историю.
— У меня нет историй.
— У тебя всегда есть истории.
— Сейчас на уме только глупая, — вздохнула Коль и наградила его кривой улыбкой. — И даже не история, а детская сказка, которую я придумала для Джейн и которую она пока не понимает.
— Опробуй на мне, — настоял Голд. — Вдруг она очень запутанная.
— Напротив. Она очень простая и глупая, — усмехнулась Коль. — История о том, как котёнок, мышонок и бельчонок поневоле стали друзьями и отправились в опасное путешествие, пытаясь отыскать свои семьи, а в итоге нашли самих себя.
— Так и знал, что твоя история слишком сложная! Её даже мне сложно понять, не то что Джейн.
— Потому что духовные путешествия всегда сложнее?
— Да, и порой длятся вечно.
— Но однажды всё равно подходят к концу. И мы все через них проходим, — на этом Коль остановилась и немного ушла от темы, выдержав небольшую паузу. — Мы с тобой часто рассуждали о разных предметах. Точнее, я спрашивала, а ты рассуждал.
— Да, я помню.
— Всё, что ты мне говорил, казалось таким ясным, понятным и очевидным, что я думала, будто ты читаешь мои мысли.
— А теперь ты думаешь, что я ошибаюсь? — Румпель задал этот вопрос с насмешкой, желая увести её мысли прочь от тяжёлых тем.
— А теперь я думаю, что не понимала и слова из того, что ты говорил, — сказала она. — И сейчас понимаю почти каждое слово. Быть может, это иллюзия, или сказывается приобретённый мной опыт, но так оно и есть.
— Ты всегда это понимала, — возразил он. — Опыт здесь ни при чём. Опыт приносит грусть, а невинность легка и беззаботна.
— Я давно её утратила, пусть в реальности эти события давно перестали существовать. Но грущу я совсем не из-за этого.
— Я знаю, почему тебе грустно.
— Конечно, знаешь. Тебе известно всё.
— Рад, что моя совершенно взрослая дочь так считает, но вынужден не согласиться. Я знаю далеко не всё.