Последний амулет Блаватской

Когда Серафима открыла глаза, то увидела склонившегося над ней Гришу.

– Ты? – попыталась улыбнуться она. – А как ты сюда попал?

– Ну, тоже мне бином Ньютона. Потряс хорошенько твою сеструху. Она и раскололась. Ты почему-то решила скрыть от меня свое местонахождение. Вот мне и пришлось узнавать все окольными путями.

– Ни с того ни с сего решил меня разыскать?

Гриша почесал затылок.

– Хочешь верь – хочешь не верь. Какие-то странные предчувствия меня одолели. Никогда не увлекался мистикой. А тут… Что-то в голову всякое полезло. Как оказалось, я прав. Приехал сюда и первым делом уже на вокзале узнал местные новости. Об этой катастрофе. Рванул сюда, меня просветили по поводу твоего состояния. И вот я перед тобой…

– А… – Серафима дотронулась до головы. Та болела. Более того, при прикосновении к ней как будто бы внутри вспыхивали тысячи искр…

– Ты Линке ничего не говори, не надо, еще разволнуется, примчится сюда… Не хочу ее без надобности травмировать. Потом все объясню.

– Ты с ней носишься как с писаной торбой. Оберегаешь от всего, можно подумать, тебя та катастрофа не коснулась и ты не переживала по поводу гибели родителей…

– Гриш! Не надо! Я выдержу. А вот Лина… – Она сделала попытку привстать…

– Лежи, лежи, врачи запретили тебе волноваться. Так что покой тебе прописан.

– Ты давно тут?

– Только сегодня приехал. Час назад.

Серафима поморщилась. Разговаривать тоже было трудно. При малейшем усилии перед глазами начинали со страшной скоростью вращаться круги.

– Я имею в виду тут, в палате.

– А… минут двадцать.

– Что ты делал?

– Смотрел на тебя. Не возбраняется? Ты вот скажи только одно: как тебя угораздило? Раньше у тебя тяги к экстриму не было. Или, как гласит одна поговорка: времена меняются, а с ними и люди?

– Не знаю.

В памяти всплыло, как они с Вероникой едут на машине. Вдруг крик Вероники. Все…

– Вероника? – беспокойно спросила она, пытаясь подняться. – Что с ней? Это молодая женщина, с которой я ехала в машине.

– Лежи уже! – грубовато прикрикнул на нее Гриша. – Тебе покой нужен. Я в курсе этой аварии.

– Вероника…

– Погибла на месте, – сказал Гриша, не глядя на нее. – Тебе еще, можно сказать, повезло. Ты как-то очень удачно катапультировалась. А Усольцева погибла, не приходя в сознание. Это чудо тебя спасло, так было бы два трупа. Это ужасно, как только подумаю… – Гриша покачал головой. – Вообще в этой истории много сумасбродства. Ты поехала, не сказав ничего и никому. Когда я тебе звонил, ты скрыла от меня факт своего приезда сюда. Я обиделся, но не придал этому значения. А если бы знал, то постарался бы уберечь тебя от некоторых странных поступков. Зачем ты оказалась здесь, к чему была эта таинственность? Ты только подумай, как же тебе повезло… Пусть это будет предостережением на будущее.

– Повезло! – эхом откликнулась она… слезы покатились по щекам…

– Ну ладно, не реви. Все, можно сказать, обошлось лучше, чем могло бы быть. Родилась в рубашке. Выйдешь отсюда, поставь свечку в храме.

– Что со мной?

– Раны незначительные. Еще полежишь пару дней, и выпишут. Прописан покой и минимум движений. Так что лежи и отдыхай. Когда еще такая возможность представится.

– Ты поедешь домой или будешь тут?

– Пока здесь. Уже прогоняешь?

– Нет, что ты! Просто не хочу обременять тебя своими обстоятельствами.

– Гордость паче унижения… Никого ты не обременяешь! Я же тебе друг? Друг! Вот и приехал навестить из чисто дружеских чувств. Что здесь не так? Лучше одной лежать и думать, что ты всеми позабыта-позаброшена?

Он посидел еще минут десять и ушел, оставив фрукты и пирог с капустой на тумбочке.

Есть не хотелось. Внутри была саднящая пустота. Серафима вспомнила Веронику, разговоры с ней, тот званый обед, купание в речке. Все это были разрозненные кусочки, которые не складывались в одну картину. У Вероники был враг, могущественный, беспощадный. Значит ли это, что он убрал ее, как только понял, что ее действия угрожают его планам? Даже если она его бывшая возлюбленная. Кого это интересует, если на кону стоят большие деньги. Он расправился с Вероникой чужими руками, подстроив эту катастрофу. Что делать Серафиме, когда она выйдет отсюда? Могут ли ее тоже убрать – как свидетельницу? Но она ничего не видела. Не сказала ли ей Вероника нечто такое, что она стала обладать тайной, притом – опасной? Мысли роились верткие, назойливые… Она вспомнила разговор, который подслушала на юбилейном вечере мамаши Сергея Мосолова. Шантаж со стороны Вероники. И как же быстро ее после этого убрали… Что-то здесь не сходилось…

Она взяла яблоко, принесенное Гришей, надкусила его… надо бы сначала вымыть, ну да ладно… Мысли снова вернулись к Веронике. Ее уже нет. А как же рыбка Наполеон… Чудный пес по имени Цезарь, который так смешно поднимает ухо, словно слушает тебя.