Последний амулет Блаватской

– Да. Из чего можно сделать вывод, что у Усольцевой были весьма серьезные враги. Кому она перешла дорогу? Что вы можете сказать об этом? Человек вы, кажется, наблюдательный. Что-то могли заметить, о чем-то она могла проговориться невзначай, рассказать, поделиться.

– Я не могу просветить вас по этому поводу. Я правда ничего не знаю.

– А о своих отношениях с Сергеем Мосоловым она рассказывала?

– Очень кратко. Что когда-то был роман. И все. Не вдаваясь в подробности.

– Есть данные, что она одно время угрожала жене Мосолова. Герде Киевне.

– Ничего об этом сказать не могу. Я тут человек новый и в местные разборки не посвящена. А Герду Киевну я видела впервые на том самом юбилее матери Мосолова.

– Вы с ней общались?

– С кем?

– С Гердой Киевной Мосоловой.

– Нет. Она просто пробегала мимо.

– Пробегала?

– Она бежала за трехлетней дочкой.

– А… понятно.

– Еще раз хочу сказать, что я здесь недавно. И ничего не знаю о жизни Усольцевой и тем более о ее врагах.

– И уже угодили в самую гущу событий. Не каждому так везет.

– Да уж!

– Как вы себя чувствуете?

– Поздновато вспомнили.

– Потиус серо, квам нунквам.

– Это что?

– Латынь. Лучше поздно, чем никогда.

– Надо обновить знания… – пробормотала Серафима и закрыла глаза. Когда-то она учила латынь, но потом энтузиазм заглох. А теперь… Она подумала, почему бы и не возобновить занятия.

– С кем вы еще общались на юбилее?

Серафима вспомнила того самого мужчину, похожего на официанта. Как его звали? Павел… Павел… Дмитриевич вроде.

– Был краткий разговор с одним мужчиной. Вроде его звали Павел Дмитриевич. Такой невысокого роста брюнет. С лысиной на макушке.

– Как фамилия?

– Фамилию не спрашивала.

– О чем был разговор?

– Просто беседа ни о чем. Как говорят люди, которые находятся на общем мероприятии. Он интересовался, откуда я приехала.

Аристарх Петрович сделал какую-то пометку в своем блокноте.

– С Мосоловой вы разговаривали?

– Да, когда мы с Вероникой подошли к ней. Вероника вручила подарок, а меня представила ей. Буквально пару предложений. Такой светский разговорчик.

Серафима решила умолчать о том, что она говорила об ожерелье. Это ее личное семейное дело, и незачем впутывать сюда следствие. Это будет лишним. Тем более к катастрофе это никак не относится.

– Мне кажется, вы хотите сказать что-то еще…

– Нет. Я все сказала. Все, что знала, – уточнила Серафима.

Вскоре Лабезников ушел, а Серафима уставилась в потолок. Она вдруг поняла, что Вероника Усольцева была женщиной, хранившей свои тайны.

Через два дня ее выписали… Гриша уехал в тот же день, когда и прибыл в город. Его вызвала мать – жутко капризная особа, дергавшая Гришу по каждому пустяку. Он же как верный сын не мог ни в чем ей перечить. К вечеру он пришел к Серафиме, потоптался на пороге палаты, потом объявил, что надо ехать. Позвонила мама. Серафима кивнула. Мол, поезжай… Он обещал звонить ей, если что – готов снова приехать. Пусть только даст знать, и он примчится. По первому же зову.

– Девка! Ты хоть представляешь, как тебе повезло, – сказала Жанна.

Серафима вздохнула: эти слова, сказанные с неким придыханием, чтобы подчеркнуть значимость момента, она от Жанны уже слышала. Серафиме казалось, что все происходит как бы не взаправду, понарошку. Как будто можно закрыть глаза и перенестись в другую реальность. И вновь оказаться в машине с Вероникой.

– А Вероника все… Отмаялась бедная душа…

– Почему бедная? – возразила Серафима. – Она же в принципе состоялась. Работала заместителем директора архива, жила в собственной квартире, водила машину… Имела хорошее образование. Да, она не вышла замуж и не имела детей. Но, во-первых, сейчас у нас другое время, и на женщину, не устроившую свою личную жизнь, косо не смотрят. А во-вторых, у нее все было впереди. Она была молода и в любой момент могла изменить свою жизнь: выйти замуж, родить детей…

– Ей было тридцать два года, – сказала Жанна. – Тридцать два. Но дело не в этом. – Она села и сложила руки на коленях, словно приготовившись к долгому разговору. – Она была бедной, потому что ее угораздило влюбиться.

– В кого? – настороженно спросила Серафима. – В этого Сергея Аркадьевича? Так это уже все прошло. Она сама мне все рассказала. Да, была любовь. Но мать не согласилась с выбором сына и пошла против. Они же остались друзьями…

В памяти всплыли слова Вероники о том, что он должен оставить свою жену и уйти к ней. Был ли там расчет или остатки былого чувства?

Серафима закусила губу.

– Дуры вы, девки современные. Вроде все при вас. А главного вы не видите. Дуры, как есть. Растекаетесь мыслию по древу. – Жанна перешла на высокий стиль. – Она как кошка была влюблена в своего Сережку ненаглядного… А такой пожар время не лечит. Или лечит, но не до конца. Она от него аборты делала, топилась…

– Насчет абортов не знаю, – холодно прервала ее Серафима. – А насчет, как вы говорите, топилась… Мне Вероника рассказывала, что когда она в город вернулась, то не выдержала прессинга со стороны… Поэтому и решилась на крайние меры. Она человек возвышенный, а здесь обстановка сами видите какая, – не удержалась и съязвила Серафима.