Последний бой Лаврентия Берии

И снова слова Берии перекликаются с тем, что говорил Громов! Вопрос, Пашка, давай вопрос! Любой, лишь бы он понял, чего ты от него хочешь!

– Знаете, если он собирался товарища Жукова сделать врагом народа, то сидит он за дело! – возмущенно рубанул Павел первое, что пришло в голову.

– Да какой там враг народа! – поморщился Берия. – Банальное мародерство.

– Ма-ро-дер-ство? – не поверил майор. – Разве генералов за это сажают?

Берия расхохотался так, что минуты две не мог успокоиться. Говорить он сумел, лишь когда Павел дал ему стакан воды, и то все время фыркал.

– Сразу видно фронтовика! По реакциям! Генералов за это действительно не сажают, но товарищ Сталин решил, что отвечать должны все, и дал соответствующее указание. Витька всегда был исполнительным, да и что можно иметь против такого задания? Вот теперь он за всех и ответит. Жалко его, чекист он настоящий, высокой пробы. А настоящий профессионал «липовые» дела лепить не станет, так и передайте Вячеславу Михайловичу…

…Следователь разбередил старую рану, и теперь мысль об Абакумове не давала Берии покоя. Он не имел никакого права полтора года ничего не делать. И неважно, что работал свыше всяких сил. Должен был найти время для проверки, а не просто читать материалы Игнатьева и слушать уверения Георгия, что Семен Денисович надежный человек, как будто не знал, что у Маленкова под носом можно обделывать любые дела. Ежов тоже был «надежным». Как все повторяется!

Рюмин в феврале, не зная, куда идти, в конце концов пришел каяться в Мингосконтроля к Меркулову, прежнему министру ГБ. Тот сразу сообщил обо всем Берии и повез Рюмина к Сталину. Поэтому когда в тот же вечер Лаврентия вызвали на Ближнюю дачу, он ничего хорошего не ждал. И не дождался. Выслушав и отпустив Рюмина, Сталин поднялся, взглянул на Берию и Маленкова – Георгий сидел бледный, потрясенный, да и Лаврентий, наверное, был не лучше, – и лишь презрительно бросил:

– Шляпы!

Это сталинское словечко было похуже любых разносов, но кто бы посмел спорить? Два куратора: один от ЦК, другой от Совмина, – и оба так позорно оскандалились…

Но это было еще не самое худшее. Худшее началось потом, после возвращения в МВД. Лаврентий проверял дела – и словно вернулся в тридцать восьмой год. Он даже представить себе не мог, что ему еще когда-нибудь придется услышать это:

– Товарищ министр… меня пытали… Я честный коммунист, меня пытали… не мог выдержать…

Впрочем, из числа тех, кто проходил по обычным делам, многие на следствии держались твердо – игнатьевским костоломам было все же далеко до ежовских. Сложнее обстояло с чекистами. И не потому, что они слабее, просто по уровню зверства с ними обходились совсем не так, как со штатскими. Игнатьев ничего не понимал в чекистской работе, зато знал, на какие клавиши нажать, чтобы заставить вновь вспыхнуть вялотекущую войну в МГБ. Несмотря на все чистки, наследников Ежова там оставалось предостаточно, и теперь они сводили счеты с теми, кто все эти годы мешал им жить.

С кем-то из подследственных было все ясно – в основном с теми, кто был арестован во «втором потоке» и чьи дела еще не успели обрасти томами следственных документов – таких освобождали и назначали на работу. С другими предстояло разбираться. Среди них были и раздавленные, сломанные, оговорившие своих товарищей, были такие, кто никому не верил и всего боялся, были сумасшедшие. Десятки томов вранья не отменишь росчерком пера, все эти завалы приходилось методично разгребать, а у Берии не было ни времени, ни сил этим заниматься. Даже при том, что основную тяжесть взяли на себя Богдан и Влодзимирский, все же и ему приходилось нести свою долю работы… и главную долю вины. Какой с Маленкова спрос – Георгий же не чекист! Именно он, Лаврентий, упустил ситуацию и должен отвечать… а его никто не требует к ответу, только благодарят.

Но по-настоящему Берия понял все, лишь увидев Абакумова.

Когда он приказал проверить абакумовское дело, то с усмешкой сказал: «Посмотрим, что на него есть, кроме квартиры и барахла». На поверку даже этого, как оказалось, не было – квартира хоть и хорошая, однако «на уровне» министра, а стоимость найденных вещей укладывалась в заработок. Поэтому в тот вечер, когда Богдан пришел к нему готовить допрос Абакумова, Берия уже знал, что все дело, с первого до последнего слова – чистая «липа». Кобулов пришел мрачнее тучи, выложил на стол несколько писем.

– Вот! Нашел у Огольцова.

Огольцов был недавно арестованный заместитель Игнатьева. В его сейфе и обнаружились письма Абакумова к Маленкову и Берии.

«Дорогие Л. П. и Г. М.! Два месяца находясь в Лефортовской тюрьме, я все время настоятельно просил следователей и нач. тюрьмы дать мне бумагу написать письма вам и тов. Игнатьеву…»

– Игнатьеву? – удивился Берия.

– Это только в первом письме. Потом он понял.