Читаем Последний бой Пересвета полностью

Яков не стал мешкать, не стал избавляться от одежды, последовал за Тропарём, нырнул. В толще воды, в пасмурной глубине, Яков видел, как Никита успел выхватить из ножен длинный кинжал. Якову не хватило дыхания, и его оружие осталось в ножнах. Как же так! Они, беспечные, оставили в ладье и коней, и доспехи! Яков вынырнул под бортом ладьи. Вяхирю было не до него. Разбойник пытался поладить с их конями, успокоить, но те только сильнее волновались, всё больше раскачивали ладью. Это-то и помогло Яшке влезть в неё. Он тут же напрыгнул сзади на Вяхиря. Ох, и здоров оказался бывший ушкуйник! Ох, как взбрыкивал! Будто появился в ладье ещё один конь. Едва удалось Якову удержаться, но удержался-таки и в жирную бочину подколол, сало несвежее проткнул! А Тишила-то взвыл так, будто ранен всерьёз. Кровищи-то, конечно, пролилось, но разве это рана? Чтоб не орал более, тюкнул его Яшка рукояткой по башке, опутал верёвочкой. Никита тем временем скрутил Ястыря, стянул ему запястья ремнём, а затем подумал, привязал к ремню верёвку, свободный конец – к рулевому рычагу ладьи, а самого Ястыря за корму выкинул. Пусть за ладьёй плывёт, полощется!

– Как же Прохор с Севастьяном? – задыхаясь, проговорил Яков. – Надо вернутся за ними!

– Вернёмся, коли надо. А товарищи наши – чай не дети. Не первый раз в передрягу попадают. Если их уведут в полон – мы их освободим. А коли нас полонят, что тогда?

Сосна медленно тянула ушкуй вниз по течению, к Дону. Пленники вели себя тихо, особенно Ястырь, последние силы расходуя на то, чтоб хоть не захлебнуться. Никита высматривал на берегах спокойное местечко.

– Надо где-то причалить, хоть лоб перекрестить, хоть опомниться… – бормотал он.

Но место для спокойной стоянки не находилось, зато на правом, крутом, берегу Яков усмотрел за речными зарослями алое пятно.

– Смотри, Тропарь! – крикнул Яшка. – Не иначе Зубейда! Точно она! И кобыла вороная под ней!

Следом, сотрясая твердь пудовыми копытами, на берегу показался огромный буланый жеребец. Плечи его всадника покрывала медвежья шкура. Челубей!

– Готовь стрелы, Яшка! – скомандовал Никита. – Снимем с коней обоих!

Яков наложил стрелу на тетиву. Эх, руки-то как дрожат! С чего бы?

– Ну что же ты?! – рычал Никита. – Стреляй!

– Не убивайте нас! – звонкий голос Зубейды отразился от зелёных вод Сосны. Казалось, река повторила этот возглас:

– Не убивайте!

– Стреляй! – в свою очередь повторил Никита, и Яков выпустил стрелу. Он целил в шею Челубеева коня и не промахнулся. Такому коню, с его-то мощной шеищей, стрела, пущенная с дальнего расстояния, не более вредна, чем укус осы. И всё-таки стрела ужалила больно. Жеребец взвился на дыбы, выкинул всадника из седла. Земная твердь содрогнулась, принимая на себя огромное тело Челубея.

– А-а-а-а-а! – закричала Зубейда, поворачивая кобылу назад, возвращаясь к поверженному другу.

– Вот оно, место для стоянки. Правь к берегу, Яшка! – скомандовал Никита, обнажая меч.

Ладья, влекомая течением, с размаху воткнулась в илистый берег. Кони, едва дождавшись, пока их отвяжут, сами один за другим, выбрались на сушу. Ручеёк и тут оказался первым. Связанные воры завопили, прося пощады, а особенно Ястырь, по-прежнему находящийся в воде и даже у берега не могущий достать до дна своими короткими ножками.

– Тихо! – окоротил пленников Яшка, а Никита уж скакал верхом на Рустэме, уж из вида пропал, слышно было только, как трещат ветки ивняка.

* * *

Яков догнал товарища на вершине прибрежного холма, на поляне. Никита спешился и ходил вокруг Челубея с мечом наизготовку.

Зубейда не сошла с седла. Она так и осталась в стороне. Сидела себе смирненько верхом на вороной кобыле, держала за уздечку огромного Челубеева коня. Лошадка её топталась рядом с гнедым исполином, словно собачонка.

– Вынимай оружие, чудище! – рычал Никита. – Что это за штука у тебя? Не палица – мала, не дубина – чугунина. Вынимай саблю, сразимся!

Челубей возвышался над ним, подобно крепостной башне. Саблю великан не удосужился освободить от ножен. Огромная, кованая, обвитая кожаным шнуром рукоять оружия торчала над его левым плечом.

– Сувать тую! – сказал Челубей, поигрывая гигантским шестопёром[51].

Яков взял Челубея на прицел, но пока стрелу не выпускал, лишь собираясь поразить противника – в лоб.

Челубей стоял, широко расставив ноги в запылённых шерстяных онучах, когда-то бывших белыми, и истёртых остроносых чувяках. Правой рукой он сжимал чугунный шестопёр. На левую был надет большой деревянный, окованный железом щит. Грудь и спину закрывал доспех из толстой кожи, с нашитыми металлическими пластинами и кольчужной юбкой. Голова воина по-прежнему оставалась без шлема. Да и зачем такие излишества? Выше любого, даже самого высокого, человека на полторы головы, Челубей мог не бояться ударов по черепу. А вот руки следовало беречь, и этому помогали наплечники и наручи. Для кистей же защитой служили кольчужные рукавицы, со стороны ладоней подшитые воловьей кожей.

– Ну что же, Яшка, – молвил Никита. – Я начну, а ты продолжишь. Случится беда – лихом не поминай.

Перейти на страницу:

Все книги серии Серия исторических романов

Андрей Рублёв, инок
Андрей Рублёв, инок

1410 год. Только что над Русью пронеслась очередная татарская гроза – разорительное нашествие темника Едигея. К тому же никак не успокоятся суздальско-нижегородские князья, лишенные своих владений: наводят на русские города татар, мстят. Зреет и распря в московском княжеском роду между великим князем Василием I и его братом, удельным звенигородским владетелем Юрием Дмитриевичем. И даже неоязыческая оппозиция в гибнущей Византийской империи решает использовать Русь в своих политических интересах, которые отнюдь не совпадают с планами Москвы по собиранию русских земель.Среди этих сумятиц, заговоров, интриг и кровавых бед в городах Московского княжества работают прославленные иконописцы – монах Андрей Рублёв и Феофан Гречин. А перед московским и звенигородским князьями стоит задача – возродить сожженный татарами монастырь Сергия Радонежского, 30 лет назад благословившего Русь на борьбу с ордынцами. По княжескому заказу иконник Андрей после многих испытаний и духовных подвигов создает для Сергиевой обители свои самые известные, вершинные творения – Звенигородский чин и удивительный, небывалый прежде на Руси образ Святой Троицы.

Наталья Валерьевна Иртенина

Проза / Историческая проза

Похожие книги

Живая вещь
Живая вещь

«Живая вещь» — это второй роман «Квартета Фредерики», считающегося, пожалуй, главным произведением кавалерственной дамы ордена Британской империи Антонии Сьюзен Байетт. Тетралогия писалась в течение четверти века, и сюжет ее также имеет четвертьвековой охват, причем первые два романа вышли еще до удостоенного Букеровской премии международного бестселлера «Обладать», а третий и четвертый — после. Итак, Фредерика Поттер начинает учиться в Кембридже, неистово жадная до знаний, до самостоятельной, взрослой жизни, до любви, — ровно в тот момент истории, когда традиционно изолированная Британия получает массированную прививку европейской культуры и начинает необратимо меняться. Пока ее старшая сестра Стефани жертвует учебой и научной карьерой ради семьи, а младший брат Маркус оправляется от нервного срыва, Фредерика, в противовес Моне и Малларме, настаивавшим на «счастье постепенного угадывания предмета», предпочитает называть вещи своими именами. И ни Фредерика, ни Стефани, ни Маркус не догадываются, какая в будущем их всех ждет трагедия…Впервые на русском!

Антония Сьюзен Байетт

Историческая проза / Историческая литература / Документальное
Салават-батыр
Салават-батыр

Казалось бы, культовый образ Салавата Юлаева разработан всесторонне. Тем не менее он продолжает будоражить умы творческих людей, оставаясь неисчерпаемым источником вдохновения и объектом их самого пристального внимания.Проявил интерес к этой теме и писатель Яныбай Хамматов, прославившийся своими романами о великих событиях исторического прошлого башкирского народа, создатель целой галереи образов его выдающихся представителей.Вплетая в канву изображаемой в романе исторической действительности фольклорные мотивы, эпизоды из детства, юношеской поры и зрелости легендарного Салавата, тему его безграничной любви к отечеству, к близким и фрагменты поэтического творчества, автор старается передать мощь его духа, исследует и показывает истоки его патриотизма, представляя народного героя как одно из реальных воплощений эпического образа Урал-батыра.

Яныбай Хамматович Хамматов

Проза / Историческая проза