Последний бой Пересвета

– Прошлой зимой пало много скота, – Ястырь следом за Яковом пробрался за изгородь и встал рядом. – В степи голодно и кочевники продают своих детей перекупщикам-иудеям.

– Как же так, продают? – изумился Яков. – Собственных детей?

– Одного продадут – остальные выживут, – пояснил Ястырь. – По-другому – не жить.

Между тем в центре загона начался торг. Явился важный господин, высокорослый и с горделивой осанкой. Он был в длинных многослойных одеждах: рубаха льняная, поверх неё ещё одна лиловая шерстяная, препоясанная дорогим кожаным поясом, а на плечах простой серый плащ из шерстяной ткани. Слегка тронутые сединой кудри прикрывал капюшон. Нос был с горбинкой. Губы дутые.

Неподалеку от важного господина вертелся Вяхирь. Ушкуйник сбросил драную, иссечённую накануне камчой рубаху и обрядился в новую, а поверх надел кафтан из хорошего сукна, но рваный и явно с чужого плеча. На ногах Тишилы были новые обмотки и остроносые чувяки. Он перепоясался мечом, а рядом с ножнами на поясе видел увесистый матерчатый мешочек. Неужто промыслил воровством?

– Это кто ж таков? – спросил Яков, указывая Ястырю на важного горбоносого господина.

– Это перекупщик, Аарон, – мрачно ответил ему Ястырь.

– Так это ему Никиту запродали? Эх, сыскать бы Никиту! Чую я – он где-то тут! – Яков снова положил ладонь на рукоять Погибели.

– Отчего же не поискать? – рассеянно ответил Ястырь. – Сначала продают товар похуже, подешевле. Воинов оставляют напоследок…

– А это что же за вельможа в бархатном камзоле, с блином на голове?

– Это Тибальдо Ангуэлло – генуэзский торгаш.

* * *

Торги шли бойко. Детей выводили на помост, покупатели быстро, со знанием дела осматривали товар. Торговались долго и ожесточенно, оглашая пространство над повозкой гортанными выкриками. Почти так же долго отсчитывали плату, однако едва лишь солнце перевалило за полдень, деревянные клетки опустели. Детей продавали, словно овец, десятками, и потому скоро всех распродали.

Яков заметил, что покупатели обращались с приобретённым товаром заботливо: голых укутывали и всем совали в ладони хлеб и сыр.

– Им предстоит долгий путь до Кафы, – пояснил Ястырь. – Теперь настанет черёд колодников. Их держат подальше от становища, там за холмом, – добавил он и махнул лапищей на восток в сторону белой меловой гряды.

Тем временем молчаливые охранники вместе с женщиной разбирали клетки в загоне. Снимали с них дощатые крыши, выдёргивали из земли палки-прутья. На месте каждой клетки оставалось лишь зловонное тёмное пятно с вытоптанной травой, которое к будущему году обещало зарасти новой. Тела мертвецов, которых оказалось около дюжины, сложили на повозку, запряженную унылыми волами, и повезли прочь.

* * *

Колодников сопровождала вооружённая стража – степняки, одетые в кожаный доспех, верхом на конях, вооружённые длинными пиками. Кое-кто держал наизготове аркан.

– Идут, – пробормотал Ястырь. – Смотри в оба, Яша!

– А коли увижу своих, что тогда? Как станем выручать? – прошептал Яков.

– Никак, – Ястырь усмехнулся. – Посмотрим, кому запродадут. Коли Тибальд купит, знать, судьба их топать до Кафы. А если кто иной…

Колодников ввели за изгородь, и Ястырь умолк, опустил взгляд долу. Неужто испугался? Яков успел насчитать пять десятков человек, но сбился, узрев своих.

Первым он приметил Ивашку-поселянина. Зоркий глаз Якова выхватил его из толпы колодников. И не мудрено. Тощий и длинный, словно жердь, Ивашка оказался на голову выше прочих пленников. Колодки болтались на его шее, словно хомут, но руки были зажаты надёжно. Слепни вились над ним, нещадно жаля. Он вертел и тряс головой, пытаясь отогнать зудящих супостатов. Прохор и Севастьян тащились рядом. Их участь казалась легче. Прохор, с головы до пят покрытый засохшей кровью, с изуродованным ранами лицом, висел на плечах Севастьяна. Оба, освобождённые от шейных колодок, но скованные одной короткой ручной цепью, едва переставляли ноги. Левой свободной рукой Севастьян отгонял слепней и мух. Правой, закованной, Бессребреник придерживал едва живого Прохора. А тот время от времени открывал заплывшие синевой глаза, обводил мутным взором пространство. Яков, как зачарованный, смотрел на него до тех пор, пока их взгляды не встретились. И тогда Прохор едва заметно кивнул ему.

– Надо бы помочь… – услышал Яков едва слышный шёпот Ястыря. – Не жилец уж, так пусть не мучается. Смотри-ка, правая рука у него висит. Небось переломана…

Яков присмотрелся. И правда, правая рука Прохора болталась плетью.

Два пеших стражника в кожаных панцирях, обшитых железными бляхами, и в островерхих, отороченных волчьим мехом шапках шествовали по обе стороны колонны. В руке у каждого из этих двоих был только бич, и время от времени они, милосердуя, били пленников бичами по головам, тем самым отгоняя слепней и мух.

– Эх, нет при мне лука… – едва не плача, пробормотал Яков.

За вереницей пленников следовал белый верблюд с надменным Сары-ходжой между горбами. По обе стороны шли двое одинаково одетых слуг.