Последний бой Пересвета

– Желаю долгой жизни, великий Сары-ходжа! – по-татарски обратился к вельможе генуэзский купец Тибальдо. – Я счастлив видеть твое лицо. Не вопрошаю тебя о делах, о нет! Ведь я не безумец, чтобы предполагать дела твои негодными, видя шелка твоих одежд и драгоценное оружие, чуя аромат благовоний, слыша благородное ржание породистых скакунов под сёдлами твоей свиты…

– Довольно, купец! – Сары-ходжа махнул рукой. – Я вижу, и ты тоже живёшь хорошо, да продлятся твои дни.

Мурза сказал это не просто так. Ведь кисти рук Тибальда были обрамлены тончайшим белым кружевом. Пальцы были унизаны сверкающими кольцами, в левом ухе блистала серьга с крупным кровавым рубином.

– Почему они не начинают торг, а вместо этого считают добро друг друга? – спрашивал Яков, настойчиво дергая Ястыря за рукав.

– Выхваляются, – буркнул Ястырь.

– Эх, басурманские блудни! – фыркнул Яков.

Вдруг он заметил, как Аарон, до этого молчаливый и неподвижный, обернулся. Иудейский купец впился взглядом в толпу, пытаясь распознать говорившего. Видать, слова были сказаны слишком громко.

– Посмотри, как хорош в этот раз мой товар! – продолжал Сары-ходжа. – Бери всех пленников разом. Заплатишь венецейскими дукатами, но можно и генуэзскими лирами.

– Я бы взял, да больно товар дурён, – генуэзец брезгливо оттопырил губу. – Пленники едва живы. Какие из них воины?

– Из северных лесов не приходит лучшего товара, – спокойно возразил Сары-ходжа. – Мужчин там приходится брать с боем.

Тибальдо медленно прогуливался вдоль ряда пленников. Генуэзец вертел в пальцах длинный тонкий кинжал. Наконец остановился возле Ивашки-поселянина. Тот стоял, уперев подбородок в доску колодки. Генуэзец слегка ткнул Ивашку в лоб острием кинжала:

– Этот – пахарь. Его тоже взяли с боем?

– О чём толкуют? – всполошился Яков. – Куда Ивашку, куда?

– О цене торгуются, – отвечал Ястырь. – Тибальдо цену сбивает.

– А этот и вовсе еле дышит, – Тибальдо указал кинжалом в сторону Прохора.

– Сюда дошёл – не умер, – возразил Сары-ходжа. – Ты же товар на кораблях возишь. На корабле этот славный воин отдохнёт, наберётся сил, окрепнет…

Купец переходил от одного пленника к другому, брюзжал. Яков же волновался, не находил себе места, вслушивался, но Тибальдо отходил всё дальше от них, слова звучали всё тише, и скоро Яков с Ястырем слышали лишь гул огромного торжища.

– Кажись, сторговались, – произнес Ястырь. – Смотри, смотри, слуги суетятся. Сейчас деньги станут пересчитывать.

Наконец Сары-ходжа, всё так же сидевший на верблюде, с довольной улыбкой взвесил на руке полученный кошелёк с золотом.

Яков не слышал свиста стрелы. Она прилетела словно ниоткуда, словно птичка певчая, пропела да и клюнула белую, поросшую густым волосом верблюжью шею. Брызнула кровь. Верблюд покачнулся, и Сары-ходжа, как мешок, свалился на руки двум своим слугам, стоявшим тут же, и проворно бросившимся ловить господина. Вторая стрела вонзилась одному из слуг в спину.

Тут-то и встрепенулся Вяхирь. Он вынырнул из толпы, окружавшей купца Аарона, словно сом из омута. Краем глаза Яков видел, как Тишила тянет из изгороди длинную жердину. Тянет-потянет, медленно, плавно. А на лезвии Погибели уж заиграли солнечные зайчики. Яков видел смятение степных воинов Сары-ходжи, в которых тоже летели стрелы. Затем примчались откуда-то, истошно вопя, неизвестные всадники, которые вроде как повиновались Аарону. Они нещадно секли людей Сары-ходжи.

Кто сражался? С кем? Против кого? А стрелы продолжали лететь, но никто не пытался искать стрелков, безумие охватило всех. Казалось, никто не разбирал, где друг, где враг. Якову приходилось уворачиваться от сабельных ударов, сечь самому, вертеться. В этой неразберихе появилась у него вдруг цель – оказаться поближе к товарищам, освободить, выручить, спасти. А Севастьян Бессребреник уже пробирался ползком прочь с места схватки, и Прохора с собой волок, но уж больно медленно они продвигались.

Погибель разила неотвратимо, секла мясо и кости, вспарывала одежды. Яков видел, как слетела с шеи голова татарина, видел его скуластое лицо, чёрные раскосые мёртвые глаза, видел окровавленный обрубок шеи, ощутил на лице тёплые капли. Прежде чем обезглавленное тело пало в белую пыль, Яков успел выхватить из ножен на поясе мертвеца кинжал. Прямое, узкое лезвие сверкнуло на солнце. Яков искал глазами Севастьяна с Прохором и не находил. Не видел, как испустил дух Прохор, и что теперь с обломком стрелы, торчащим из груди, лежит Прохор в пыли, затоптанный пронесшимся мимо конником. Севастьян, по-прежнему прикованный к мёртвому товарищу и чудом уцелевший, вернулся к Прохору и продолжил волочь его.