Последний день

Я хочу избавиться от всех мыслимых и немыслимых наростов секунд и часов, слепой темени и ужасных расстояний. Но как? Откуда мне начать? Чем мне растопить всю толщу снега и льда, со всех сторон облепившую маленький камушек моей подлинной вечной самости?

Я решил свести счеты с самим собой. Кто я? Уж точно, не тот, кем был в полночь. Теперь я с равным трепетом думаю об Университете и о горсти морского песка, мне не важно, где и когда работать, мне плевать, кто именно займет мою кафедру. Я готов жить без по-прежнему дорогого мне первенца, моего любимого сына; теперь мне больше не кажется, будто небо падает на голову или земля уходит из-под ног. Раньше я ночами напролет думал о Хишаме, воображая, будто одна заноза в его пальчике может разорвать в клочья мое сердце, отныне все идет иначе, но своим чередом.

То же самое относится и к Руʼйа. Как только она уехала, я принялся молить землю разверзнуться и поглотить меня и весь мой дом. Когда мы получили письмо, предвещающее ее возвращение, я чуть не сошел с ума от счастья. Если же сейчас, в эту самую минуту, мне расскажут о возвращении Руʼйа к любовнику, то уж точно свет не померкнет в моих глазах, а мое сердце не пустится в убийственный пляс.

Теперь я могу без лишнего трепета или страха размышлять о смерти и уже не дрожу словно осиновый лист, вспоминая о полуночном смертном приговоре. Я не боюсь темных тоннелей, коль скоро кто-то может из них выбраться, пусть и против течения. Не означает ли это, что за последние несколько часов доктор Муса ал-ʻАскари приобрел такой иммунитет против выходок капризного времени, какого не знал долгие годы своей жизни?

Да, все так. Но вместе с тем нехорошо, прощаясь с Последним днем, оставлять свои проблемы другим людям. Лучше, пока не поздно, составить завещание.

У этой мысли стынет мой разум. Надо найтись, ответить самому себе. Надо сказать: «Оставь эти глупости, господин доктор. Твои родители не оставили тебе ничего, кроме нищеты и нужды, тем не менее ты получил свою долю земных благ. Как правило, земные блага щедро текут в руки людей, которые, если и не получают их сейчас, обязательно получат их позже, и напротив, те, кто прожигает подарки судьбы, завтра будут их лишены. Тысячи человек упали в пропасть нищеты, и тысячи человек нажили себе сказочное богатство. Не ты ли сказал, что вещи обладают своими хозяевами? И потом, у природы есть свои, точнейшие и справедливейшие, весы. Отдавая что-то, она умудряется что-то забрать; забирая что-то, она осыпает благодеяниями».

Странно, но я убедил себя в бессмысленности идеи завещания.

Случайно мой взгляд упал на циферблат часов. Уже пробило десять, значит, надо ехать в аэропорт. Удивительно, насколько неспокойна моя радость по поводу приезду Руʼйа! Она трепещет, словно огонек в деревенской печи, – то готовится сжечь все на своем пути, то снова успокаивается, чуть ли не затухая, то вспыхивает с новой силой…

Да, однозначно пора в аэропорт.

Час двадцать третий

Какой великий прыжок совершило человечество за каких-то полвека! От ослов, лошадей и верблюдов до реактивных самолетов, что взрезают пространство и преодолевают тысячи километров за час, перемещая сто или двести человек из одного населенного пункта в другой; от деревенской повозки до сверхзвуковых ракет, искусственных спутников Земли и космических аппаратов, выносящих человека за пределы атмосферы нашей планеты.

Мы позабыли о телефоне и телеграфе, увидев радио, радары и телевизоры. Мы отвергли черно-белое и немое кино, подпав под чары кино цветного, трехмерного. Мы выкинули на свалку истории ружья и пушки, завладев ядерной и водородной бомбами. Мы карабкались от сословного общества к капиталистическому, от плуга – к тракторам и сельскохозяйственным комбайнам, от эксплуатации слабых слоев населения – к их освобождению.

Разумеется, человек достаточно нагло расширил своими умом и руками мир механики и техники, но ни на йоту не сдвинул границ мира, в котором до сих пор заточены его сердце и дух. Он по-прежнему совершает невозможное, враждуя с одной частью вселенной и заключая перемирие с другой, предпочитая одни вещи и отвергая другие. Жизнь же неумолимо разметает его вражду, дружбу и предпочтения; она заставляет его любить врага, ненавидеть друга и выбирать отвергнутое… Человек пытается ограбить улей, избежав гнева пчел, силится выкопать для жизни яму, в которую не поместится даже он сам. Он не слышит настойчивого голоса жизни, твердящего вечную банальность:

– Кто меня обманет, того обману и я. Кто меня примет, того и я приму таким, какой он есть.