Последний день лета

Крюгер издевательски фыркнул, но спорить не стал. Все за одного так все за одного, даже если некоторые из этих «всех» – задроты и лохи.

– Стоп, а в какой квартире он живет-то? – вдруг вспомнил Пух. – Дом точно этот, мы с УПК как-то вместе шли. Ну, с остановки на ЦГБ… Я просто из троллейбуса раньше вышел, поэтому так получилось, что вместе.

– Вот ты, понял, дебил, – Крюгер задрал голову, для убедительности сложил ладони вокруг рта наподобие рупора и без предупреждения заорал: – Шама-а-аныч! Сане-е-ек! Мы тут!

После этого Крюгер оглушительно свистнул. Окно на втором этаже сразу распахнулось – правда, оттуда выглянул никакой не Шаманов, а толстый небритый дед.

– А ну валите отсюда! Я сразу сказал: как недоделок бандитский в тридцать восьмую заехал, так кабздец дому!

Напуганный Пух рыпнулся было убегать, но Крюгер поймал его за мокрый рукав ветровки.

– Не ссы, Маша, я Дубровский! Всё так и было задумано, понял. На свист только шлюхи отзываются, – авторитетно (но вполголоса, чтобы не услышал дед) сказал Витя.

– А, тридцать восьмая квартира!.. – понял Новенький. – Ты прямо Шерлок Холмс!

– Ти пьямо Сейлок Хоймс, – передразнил Крюгер, которому, по правде говоря, очень понравился комплимент. – Нахера я с вами связался только…

Степа уже открывал подъездную дверь. На втором же пролете стало понятно, что случился фальстарт; под аккомпанемент крюгеровской грязной ругани все вернулись под дождь, прошли десяток шагов и нашли нужный подъезд.

– Так, вот тридцать восьмая, – пропыхтел Аркаша. – Я бы знал, что на четвертом, так не пошел бы… Как они без лифта живут?!.

Крюгер навалился на кнопку дверного звонка и вдруг замер – никаких звуков изнутри не доносилось.

– Что за фигня-то… А, по ходу, у них звонок не работает!

Объяснив самому себе ситуацию, он принялся колотить по двери обоими кулаками. Аркаша поморщился от грохота.

– Да может, он и не дома вообще!

– Где ему быть? – спросил Новенький. – Он с русича ушел, пока Аллигатора откачивали.

После инцидента с Аллочкой Олега Федоровича действительно повели к школьному фельдшеру – он хватался за живот и со свистом дышал сквозь стиснутые зубы. До звонка было еще долго, но никто, кроме Шаманова и Питона, из класса не ушел – на улице было пакостно, плюс на всех подействовал коллапс несгибаемого Аллигатора.

– Ну, на тренировке своей, или, там, не знаю… – не унимался Пух.

– Ага, на тренировке… Ты видел его? Он после… экскурсии еле на ногах стоит.

– Завалите оба! Заебали! – рыкнул Крюгер. – Тихо!

Все замолчали. Витя прекратил барабанить, прильнул к двери ухом и сделал сосредоточенное лицо.

– Не пойму, что там… По ходу, ребенок маленький…

– Откуда там ребенок?! А ну, пусти!

Пух отодвинул друга и прижался ухом к теплому металлу. За дверью и правда кто-то будто скулил.

– Надо дверь ломать, – забеспокоился Аркаша.

– Смотри не заебись, – резонно сказал Крюгер и постучал костяшками рядом с его ухом. Металл отозвался уверенным гулом: бандиты относились к своим дверям предельно серьезно.

– Тогда милицию звать! А вдруг случилось что-то!

– С нами со всеми что-то уже случилось, – неожиданно для себя сказал Новенький. – Милиция не поможет.

– Степа, да что ты такое говоришь-то?! Ничего с нами не случи…

Пух осекся и в очередной раз дал себе слово сначала думать, а потом говорить. Эту последовательность он постоянно путал, на что не забывала указывать мама (то есть, не забывала до тех пор, пока не переключила всё свое внимание на конституционный кризис и проделки неведомой Софьи Власьевны).

То, что старший Шаманов назвал бы «косяковой ситуацией», закончилось, не успев начаться: в двери вдруг лязгнул замок.

– С-с-с… – младший Шаманов выглянул на лестничную клетку и прошипел что-то невнятное.

– Санечек! – обрадовался Крюгер. – Ты в поряде? А то мы, понял, менжуем уже!

– С-с-с…

– Саша, ты чего?! Ты заболел? Почему говорить не можешь? Кто там у тебя плачет? – затараторил Пух.

В следующую секунду он получил ответы сразу на все свои вопросы.

Скулеж перешел в рычание, и за спиной Шамана появилась ушастая овчарочья тень. Сам Шаман икнул и покосился, потянув за собой дверь – ручку он так и не отпускал. Крюгер потянул носом.

– Пацаны, да он бухой в сраку!

Новенький отодвинул Пуха с дороги, протиснулся в дверь и, не обращая внимания на ощерившуюся Берту, подхватил невменяемого Шамана под мышки.

– С-с-суки, что ж вы так орете… – наконец выдавил тот.

– Ему проблеваться надо, – авторитетно сказал Крюгер, вошедший следом и заозиравшийся по сторонам. – Нормальная у них хата, понял! Срач только.

– Ой, на себя посмотри, – вдруг четко сказал Саша и отключился.

Неожиданно для всех (и для себя самого), Новенький моментально сориентировался в происходящем. Пуха он снарядил выгуливать несчастную собаку, Крюгера отправил в аптеку на Буденновском за активированным углем; сам Степа, обливаясь по́том, дотащил тяжелого Шамана до ванной, сунул его голову под кран и включил ледяную воду. Саша фыркнул, открыл налитые кровью глаза и попытался что-то сказать.