Последний день лета

– Нужен мощный ретранслятор. Почему до сих пор не поставили?

– Этим вопросом занимается Флеер.

– Вернемся к горничной… Когда у нее следующая смена?

– Соловьева работает сутки через двое. Сегодня утром она сменилась, вот и считайте.

Задумавшись, Ульяна спросила:

– А если нам самим к ней поехать?

– Поехать-то можно. – Дюков почесал в затылке и с сожалением в голосе закончил свою мысль: – Да знать бы куда.

– Это плохо.

– Кто б сомневался.

Ульяна строго посмотрела на Дюкова:

– Что делать с Соловьевой, подумаю. Вам нужно переговорить с персоналом о неразглашении информации. Сделать внушение: обо всем, что случилось в пансионате, – молчок. Вплоть до увольнения.

– Ясно.

– И уточните у Рудневой: есть ли в трудовых договорах пункт о конфиденциальности? Если нет – в срочном порядке оформить и подписать.

– Понял.

– На эту же тему побеседуйте с Подольским. Пусть сам решит, как донести наши требования до съемочной группы. Если потребуется, можете привлечь Флеера, у них хороший контакт.

– Будет сделано.

– Знаете, где сейчас Богданов? – поинтересовалась она.

Дюков по-военному отрапортовал:

– Видел его у коттеджей.

– Теперь приступайте к выполнению задач. По результатам докладывайте.

– Разрешите идти?

– Идите.

Бармен принес долгожданный кофе. Взглянув на часы (было семь), Ульяна вспомнила, что с утра ничего не ела.

– Можете соорудить бутерброд?

– С копченой колбасой подойдет? – осведомился бармен.

– Вполне.

За ее спиной раздался знакомый голос:

– Мне тоже сделайте. Два! – На табурет рядом с ней сел Богданов. – У нас мало времени.

– У нас – это у кого? – спросила Ульяна.

– А то вы не знаете, – ухмыльнулся ей в лицо следователь. – Есть приказ привлечь вас к расследованию. Так что не расслабляйтесь.

Чуть помолчав, Ульяна осведомилась:

– Вы капитан?

– Что с того?

– Я старше вас по званию и по должности. Так что попрошу не забываться.

– Так точно. – Богданов снял пиджак и расстегнул воротник рубашки. – Почему не отвечаете на звонки?

Ульяна проверила телефон и поджала губы:

– Вы не звонили.

– Звонил, – отчеканил он.

– Тогда дело в связи. Она здесь из рук вон плохая. Хотите что-то сообщить?

– Пожалуй, только одно: голыми руками вас не возьмешь. Раньше моему руководству звонил только Гуров. Теперь на следствие пытается влиять Тягачев.

– Обстоятельства его вынуждают.

Богданов неопределенно кивнул и отвлекся на бармена, который принес еду:

– Оставьте на подносе, мы разберемся. – Он по-хозяйски расставил тарелки на барной стойке. – Уполномочен сообщить, что отныне вы принимаете официальное участие в расследовании обоих дел.

– Я готова.

– Именно этого я и боюсь.

– Почему? – Ульяна удивленно уставилась на него.

– Могу предположить, что вам вменили в обязанность развалить оба дела, и, учитывая ваши компетенции, вы справитесь с этим без труда.

Не донеся до рта бутерброд, она положила его на тарелку и в упор взглянула на следователя:

– У меня есть свой кодекс чести.

– Мне известно, за что вас отстранили от работы.

Ульяна болезненно сморщила лицо и размеренно, делая недолгие паузы, объяснила:

– Отстранили только на время… Уголовное дело не заведено… И обвинения против меня до сих пор не выдвинуты.

– Нисколько не удивлен. С такими покровителями, как у вас, и в должности восстановят.

– Какой смысл в подобных разговорах?

– Никакого. Просто хотелось, чтобы вы знали, что я в курсе.

– Ну, сказали. И что? Теперь можем работать?

– Пожалуй.

Она провела ладонями по лицу, словно умылась, и заговорила другим, обыденным тоном:

– Кто-нибудь из следственной группы смотрел записи с видеокамер?

– Смотрят, – нехотя проронил Богданов.

– Людей вам хватает?

– Из района прислали подмогу – двух оперов и одного следователя.

– Что-нибудь нашли?

Вместо ответа Богданов посмотрел на часы, сунул в рот кусок бутерброда и слез с табурета.

– Идемте…

– Куда? – поинтересовалась Ульяна.

– В кабинет вашего брата. Сейчас туда придет Светлана Еремина, администратор съемочной группы, которая обнаружила труп.

Еремина поджидала их в коридоре. Втроем они вошли в кабинет и расположились вокруг стола.

Богданов снял пиджак и бросил его на соседний стул.

– Значит, так… Сейчас вы расскажете все как было, а потом мы запишем.

– С какого момента начинать? – спросила Еремина.

– С того момента, когда вы увидели Гурову.

– Убитую? – уточнила она.

– Живую. С этого начинайте.

– Примерно в половине двенадцатого я заглянула в гримваген…

– Прошу прощения, – вмешалась Ульяна. – Можно задать вопрос? Для чего вам нужен гримваген? Я бы не спрашивала, если бы вы снимали сериал: там актеры, костюмы, грим. Но здесь-то, по сути, рекламный ролик.

– В проекте заняты пять статистов – двое взрослых и трое детей. Они изображают отдыхающих.

– Ага… Теперь мне все ясно.

– Продолжайте, – распорядился Богданов.

Еремина снова заговорила:

– Я заглянула в гримваген и увидела, что в кресле сидит посторонняя…

– Видели ее со спины?

– Нет, зачем же. Когда я делала замечание, она сидела в кресле, развернувшись ко мне.

– Что именно вы ей сказали?

– Сначала спросила, что она делает в гримвагене.

– И что ответила Гурова?

– Ничего. Смотрела на меня как будто не понимает.

– А вы?