― Я в тебя верю, ― покачав головой, ответил Кат. ― Повышенная потливость будет списана на свежий перелом. А восковая бледность от страха ― на боль. Они могут задать тебе пару вопросов, но в гипсе они ничего не найдут. Вот увидишь.
Слёзы навернулись на глаза от новых предстоящих испытаний. Ненависть накрыла с головой и меня перекосило.
— Ты мог бы просто наложить фальшивый гипс. Никто бы не догадался.
Кат крепко обхватил моё лицо ладонями.
― Ты не права. Человека может выдать поведение. А в аэропорту лжеца видно за версту. И кроме того, лекарства и прочие средства докажут, что мы не врём.
Я дёрнулась, вырываясь, и, охнув от боли, воскликнула:
― Это какие же?
Заглянув в ёмкость, Кат вытащил оттуда гипсовые повязки, переложив их в пластиковый лоток.
― У нас будут снимки, подтверждающие твой перелом, с актуальной датой и временем.
― Каким образом? ― ахнула я, недоверчиво обведя взглядом грязную пещеру. ― Хочешь сказать, что у тебя тут и рентген имеется? ― И слегка диковато хихикнув, продолжила: ― Не только контрабандист, но ещё и доктор, президент байкерского клуба, и, конечно же, любящий отец. Прям кладезь талантов.
Кат угрожающе прищурился.
― Аккуратней, Нила. То, что тебе больно, совсем не значит, что я не могу приструнить тебя. Я требую уважения всегда. Не забывай об этом на всём протяжении пути домой. Я буду рядом, когда мы пойдём через охрану аэропорта. Подниматься на борт тоже будем вместе. Ну и приземлимся, разумеется, тоже. Поэтому рекомендую придерживать язык за зубами. ― Указав пальцем на Джетро, продолжил: ― В противном случае, я не стану сохранять ему жизнь. Подчинишься, и он останется в добром здравии. Выкинешь какую-нибудь глупость, и ему конец. Всё просто до безобразия, ― пожав плечами, подытожил он.
Просто до безобразия?
Как насчёт твоей смерти в самолёте?
Глупо, конечно, учитывая, что остатки лет мне придётся коротать в тюрьме. Но зато Кат больше не смог бы дышать со мной одним воздухом.
― Кажется, ты всё продумал, ― саркастически заметила я.
Он нахмурился, но не ответил. Проигнорировал, занявшись маскировкой пакетиков с алмазами, которые поместил в полости, накрыв сверху тканью. Даже если охрана аэропорта станет просвечивать фонариками мой гипс или стучать по нему, камни они не найдут.
Кат поднял фальшивую лангету.
― Теперь можешь положить сюда руку.
Сердце ёкнуло, но я сделала, как мне сказали, облегчённо вздохнув, когда пластиковая повязка зафиксировала конечность, унимая боль.
― Ну вот, я же сказал, что сделаю всё в лучшем виде, ― ухмыльнувшись, сказал ублюдок.
― Я не прощаю тебя за всё сделанное прежде только потому, что сейчас ты позаботился обо мне, ― ответила я, разрезая голосом воздух, а заодно и Ката на кусочки.
Джетро застонал, привлекая внимание. Взгляд его прекрасных глаз цвета мёда потускнел и наполнился гневом. Любовь связала нас, став только крепче от таких жестоких испытаний.
Он сделал мне предложение.
И я согласилась.
Но, к великому ужасу, наше время утекало сквозь пальцы.
Как только высохнет гипс, мы направимся в аэропорт. Сомнений нет. Он захочет быстрее вернуться домой. Он захочет закончить то, что запланировал.
Приступит ли он сразу к Последнему Долгу, пропустив Третий?
Я вздрогнула. Ох, как же я ошибалась, думая, что он убьёт меня, прежде не изнасиловав. И ведь я должна ценить жизнь, а не телесную оболочку. Вот только это будет не просто физическое действие. Как только Кат окажется внутри меня, он проникнет не только в моё тело, но и в сознание, и в душу. И не будет мне больше покоя, зная, что он был с моей матерью и убил её. И сделал всё то же самое и со мной.
В памяти, словно вспышкой, промелькнуло воспоминание, как я пронзила сердце младшего Хоука. Я была безумно напугана и всё же победила. Смогу сделать это и с Катом.
Он сдавил мне руку, заставив вскрикнуть от боли, и я дёрнулась, пытаясь вырваться.
― Прекрати!
Он ослабил хватку, боль утихла.
― Просто хотел убедиться, что тебе не жмёт.
― Ублюдок, ― тихое проклятие сорвалось с губ.
И если Кат и услышал, то проигнорировал.
Отпустив меня, он наложил сверху ещё одну ложную лангету, затем наступила очередь бинта. Усердно его наматывая, он надёжно фиксировал мою руку в её новые оковы. Закончив с перемоткой, Кат надел хирургические перчатки и достал из лотка гипсовую повязку.
― Не шевелись.
Я молчала, пока Кат методично обматывал мою сломанную конечность тёплой и мокрой марлей, пропитанной гипсовым составом. Химическая реакция согрела многострадальное предплечье, слегка уняв боль, а обезболивающие препараты продолжали творить свою магию, что помогло немного расслабиться.
Он быстро справился. В прошлом, доктора накладывали гипс в три, а то и четыре слоя, чтобы наверняка при следующем падении я не поломалась ещё больше. Однако Кат наложил только два слоя, и, обернув сверху бинтом, пригладил гипс мокрыми пальцами.
― Ну вот. Постарайся не тревожить руку в течение часа, дай высохнуть.