Последний долг

Тишина была практически такой же оглушительной, как и выстрелы.

На смену пулям пришел вой, который с каждой секундой становился все более осознанным.

Я поднял голову.

Маркиз.

Он лежал на спине, прижав руки к груди, где на футболке расползались многочисленные красные пятна. Я не мог понять, что произошло. В помещении были только мы. Никто не входил. Никто не стрелял.

Я посмотрел на открытую дверь. На деревянной раме были выбоины и щепки от пуль, но проход оставался пустым. В глубине шахты раздавались шаги, звуки стрельбы и из ниоткуда доносились звуки драки.

Что за херня происходит?

Вопли Маркиза медленно превратились в стоны. Почва под ним впитывала его кровь, словно дождь подпитывает дерево, впитывая ее глубоко в землю.

Я установил между нами блокаду. Мне не нравился этот парень, но я не мог не разделить его боль, когда он умирал у меня на глазах. Смерть ― личное дело, а я не собирался быть с ним в последние минуты его жизни.

Где-то в шахте началась война. Я не знал, кто на чьей стороне. Не знал, сыграет ли это мне на руку. Но знал, что мне был дан второй шанс, и не мог его упустить.

Брыкаясь, я каким-то образом ухитрился качнуться вбок, неловко опираясь на хрупкую ножку стула. От облегчения я ссутулился, но из-за смены положения, благодаря веревкам усилилось давление на мою грудь и ребра.

Я не мог сделать глубокий вдох, пока дергался и извивался. Стул трещал и скрипел, борясь с моим стремлением сломать его.

Шаги внезапно зазвучали ближе, шаркая по гальке и сбивая с толку.

Я замер.

Пот стекал с кончика моего носа, когда я начал усерднее извиваться. Если это были новые враги, я должен был освободиться прежде, чем…

Они вошли в пещеру.

Пятеро мужчин ворвались внутрь, перекрыв проход. На их смуглой коже отражался скудный свет ламп, на фоне белков их темные глаза были целеустремленные и сосредоточенные. Винтовки в их руках были старые, но все еще способные на убийство.

Я оскалился, упиваясь их воинственными мыслями и жестокостью. Один из мужчин двинулся вперед, шаркая по пропитанной кровью грязи, мимо лежащего Маркиза.

Маркиз очнулся, достал из кармана пистолет и выстрелил. Он попал одному из мужчин в сердце.

Нет!

Все происходило слишком быстро. В дверь ввалились новые рабочие, набросились на гору мышц, выхватывая у него пистолет, пригвождая его руки к полу.

Он вопил, словно зверь, на которого в огромном количестве напали насекомые, повергая его.

Вошел еще один человек, на его грязной футболке красовалась нашивка управляющего. Он был старше всех в помещении, скорее ровесник Ката, он остановился над Маркизом, излучая властность. Не дрогнув, он ударил его мачете по шее.

В один момент Маркиз был жив, отдаляя меня от Нилы. В следующее мгновение он отправился в подземный мир. Это было ужасно, но гуманно ― избавило его от страданий. Он уже был мертвецом… а таким образом… боль ушла ― даже несмотря на то, что он не заслуживал такого сострадания.

Бонни придется купить еще чью-нибудь преданность.

Если она, конечно, переживет то, что я сделаю с ней, когда вернусь домой.

Если вернусь домой.

Мужчина двинулся ко мне. Мои мышцы напряглись, когда он наклонил голову. Вблизи он казался моложе. Его кожа была безупречной, а зрачки такими же темными, как и кожа. Не говоря ни слова, он зашел мне за спину.

Я с трудом сглотнул, ожидая, что нож перережет мне горло или пуля пронзит мозг.

От свиста, вынимаемого из ножен клинка, у меня заколотилось сердце, но затем давление в груди внезапно исчезло.

Я завалился набок, освободившись от стула, веревки волочились за мной. Срезанные концы упали на пол, словно обезглавленные змеи. Как только стул перестал удерживать меня, молодой человек схватил мои запястья и перерезал оставшуюся бечевку.

Я не мог понять… зачем?

Зачем они это сделали?

Мужчина помог мне сесть. Голова гудела от боли, но я моргнул и попытался размять кости. Это было удивительное ощущение ― свободно сидеть и не быть прижатым к жесткой древесине, удерживающей меня на месте. Мои ребра ныли, и затуманенное зрение не облегчало положения, но я мог двигаться, дышать, жить.

Среди мрака показались жемчужно-белые зубы, практически такие же яркие, как бриллианты. Он улыбнулся и быстро заговорил на африкаанс (прим. пер.: Африкаанс ― (ранее также был известен как бурский язык) ― один из германских языков (до начала XX века считался диалектом нидерландского), один из 11 официальных языков Южно-Африканской Республики).

Я очень плохо знал их язык, но попытался вспомнить те немногие слова, которые мне были известны, и понял, что он сказал: Мы спасли, чтобы ты спас.

Это не имело смысла.

Рабочий, который освободил меня, протянул руку. Не раздумывая, я принял помощь и, шатаясь, поднялся на ноги. Пошатнувшись, ощутил еще больше повреждений. У меня болела правая коленная чашечка, а огромная гематома на бедре набухла новым синяком.