Иней уже перевязал запястье Секутора жгутом и приковал окровавленные останки левой руки обратно к стулу. Потом расстегнул правую руку и аккуратно положил на стол. Глокта смотрел, как он это делает.
Белое лицо Инея покрылось кровавыми красными каплями. Он растопырил правую руку Секутора в точности там же, где лежала левая. Тот на этот раз даже не сопротивлялся.
— Прошу… — прошептал он.
Кровь добралась до края стола и начала мерно капать на пол — кап-кап-кап. Больше никаких ответов. Глокта почувствовал, как его лицо задёргалось. Он снова взялся за рукоять мясницкого ножа.
— Посмотри сюда. — Он указал на кусочки окровавленной плоти, разбросанные по столу. — Разве ты не ценил свои собственные пальцы? Теперь тебе от них нет пользы, не так ли? От них нет пользы и мне, вот что я тебе скажу. От них никому никакой пользы, кроме, разве что, голодных собак. — Глокта оскалил зияющую прореху в своих передних зубах и поставил кончик ножа на дерево между растопыренными пальцами Секутора. — Ещё раз. — Он произносил слова с ледяной точностью. — Что… ты сказал… его преосвященству?
— Я… не говорил ему… ничего! — По впалым щекам Секутора текли слёзы, его грудь содрогалась от рыданий. — Я ничего ему не говорил! С Валинтом и Балком у меня не было выбора! Я с Сультом не разговаривал за всю свою ёбаную жизнь! Ни слова! Никогда!
Глокта долгий миг смотрел в глаза своего практика, своего узника, пытаясь разглядеть правду. Стояла тишина, за исключением бульканья Секутора и его мучительного дыхания. А потом Глокта скривил губу и со стуком бросил мясницкий нож на стол.
— Ладно. Я тебе верю.
Глокта посмотрел в глаза Инею. Розовые глаза, немигающие. Они таращились на него, яркие и твёрдые, как драгоценные камни. И шестерёнки встали на свои места.
Ни один из них не заговорил. Иней протянул руки, без особой спешки, не отводя взгляда от Глокты, и сомкнул толстые ладони на шее Секутора. Бывшему практику оставалось лишь беспомощно таращиться.
— Что ты… — Иней слегка нахмурился. Раздался резкий хруст, когда он свернул голову Секутора набок.