Журналист подумал, что это веселье — скорее бесшабашность от отчаяния, чем настоящая радость от упоения происходящим, внешний кураж для того, чтобы подбодрить и себя, и окружающих.
Хасан подошел к стене, дернул какой-то рычаг, и часть ее ушла вниз, открыв узкий проход, в котором едва могли разминуться два человека. Вновь пригодились карманные фонари.
— Это тоже часть подземки? — поинтересовался Дэвид.
— Заморозили только строительство метрополитена. Тайные ходы и бункеры для моего сиятельного братишки строить никогда не переставали. Их рыли даже в период самых жестких международных санкций[86]
.— То есть, Хуссейна ищут в Багдаде, а надо искать под ним.
— Если ты так пытаешься вытянуть из меня информацию о его местонахождении, то зря стараешься. Я не знаю, где он. Вряд ли еще здесь, хотя не исключаю, что одним из таких ходов Саддамчик мог воспользоваться, чтобы сбежать. Ими пронизан весь город, даже у меня нет полной карты. Здесь целый лабиринт: тоннели ведут от правительственных зданий к дворцам и загородным резиденциям. Тайные лазы, вентиляционные штольни, недостроенные водопроводы, канализационные шахты. Всего не перечислить.
Они передвигались по бетонному коридору, несколько раз сворачивали, пока не подошли к еще одной, замаскированной под воздуховод винтовой лестнице. Люди Хасана, не произнеся ни слова, двинулись дальше, а журналист с разведчиком полезли наверх. Потайная дверца, которую они открыли, с обратной стороны представляла собой часть стены с полками, на которых стояли какие-то короба, пластиковые ведра, и лежали рулоны бумаги. Еще одна дверь, на этот раз самая обычная, вела из подсобки наружу.
— Не проще было оборудовать тайный ход прямо в кабинете? — шепотом спросил репортер.
— Там бы его сразу обнаружили, — также тихо ответил Хасан.
Они прислушались: снаружи ходили люди, и слышалась английская речь. Когда коридорный шум достиг некоего локального пика, бывший шеф разведки распахнул дверь, и они выскользнули наружу.
Никто не обратил на них ни малейшего внимания. Взад и вперед сновали люди, одетые как в военную, так и в гражданскую форму.
— Дальше направо, затем поворот налево. За ним пост охраны, — пояснил Хасан, который шел на полшага сзади, — никогда не предполагал, что придется вот так тайком пробираться на свое рабочее место.
— Бывшее рабочее место, — поправил его Дэвид, — кстати, что мы будем делать, если оно занято? Зайдем, поздороваемся, попросим подвинуться, скажем, что нам надо почту проверить?
— Ха-ха, — язвительно произнес Хасан, когда они свернули направо, — кабинет свободен. Новый здешний босс, кстати, тоже шеф разведки сухопутных войск, только не всех, а лишь третьей пехотной дивизии, сейчас руководит операцией по моей поимке в доме напротив того, в котором мы ночевали. Эти парни как раз и подняли тебя с постели, то есть с матраса.
— Неплохо. И как тебе это удалось устроить?
— Слил информацию через двойного агента. Ни один военный начальник не упустит возможности лично взять в плен брата президента.
— Не боишься, что я тебя выдам? Награда за твою голову наверняка исчисляется цифрой с шестью нулями.
— Не боюсь. Во-первых, я навел справки. У тебя репутация человека чести. Во-вторых, я ведь предоставил сведения для твоей статьи. То есть стал твоим информатором — не в шпионском смысле, а как это у вас говорят, — источником информации для прессы. А их выдавать не принято. Помнишь, «Глубокая глотка» и все такое. Я фильм видел.
Подумав пару секунд, разведчик пояснил:
— В смысле не порно, а про Уотергейт.
— Я догадался, — кивнул репортер, — хотя порно, судя по оговорке, ты тоже смотрел.
Дэвид попытался сообразить, что подсказывает журналистская этика в его случае: британский репортер в зоне военных действий помогает сводному брату беглого диктатора проникнуть в здание, где хранятся тысячи секретных документов. Репутация будет загублена навсегда. Придется уйти из журналистики. Хотя, о чем это он? Ему грозит тюрьма. Он в розыске и его подозревают в нескольких бесчеловечных убийствах. Единственный его шанс — это поймать настоящего преступника. Но ввязался бы он в эту авантюру только ради спасения себя одного? Точно — нет. У него есть намного более значимая причина — Элиз.
Показался поворот налево. Оба чуть сбавили шаг. Все прошло идеально. За стойкой, перегораживавшей половину коридора, сидел только один пехотинец, который едва взглянул на протянутые документы.
Массивная дубовая дверь была заперта. Хасан отрыл ее своим ключом. Одну стену большого кабинета занимали книжные шкафы. Пока загружался компьютер, Дэвид пробежал по ним взглядом: труды по истории, археологии, медицинскому делу на нескольких европейских языках. Репортер припомнил, что в молодости брат свергнутого диктатора учился в Лондоне на врача. На самом видном месте на стене, где раньше наверняка располагался портрет Саддама, теперь прямоугольником зияла пустота.
— Когда Кельц мог въехать в страну? — спросил Хасан.