Последний год

— Я хочу купить твоих собак, — ответил Македон Иванович. — И собак, и упряжь, и нарту. Что ты мне ответишь, Пышно Разодетый?

Индеец помолчал, набивая и закуривая трубку.

— Сколько бутылок джина дашь мне за собак? — заговорил он, наконец, выпустив дым и ноздрями и дырой в щеке. — Мои собаки жирные, хочешь ешь, хочешь запрягай в нарту.

— Джина у нас нет.

Индеец снова помолчал, затягиваясь и выпуская дым теперь уже в три отверстия: через ноздри, дыру в щеке и через одногубый рот.

— Сколько долларов дашь за собак?

— И долларов у нас нет.

— Чем же заплатишь за собак?

Македон Иванович посмотрел вопросительно на Андрея. Тот наклонил успокаивающе голову.

— Мы заплатим тебе золотым песком, — сказал он индейцу. — Вот твоя рукавица. Полная рукавица золотого песка за собак и нарту. Хорошо?

Индеец сердито затряс головой.

— Плохо! Я пойду менять золотой песок на джин, белые люди спросят: «Где взял? Покажи это место!» Что я скажу? Ничего не скажу. Белые будут бить меня собачьей плетью.

— Бить собачьей плетью мистера Джона? — невесело улыбнулся Андрей.

— Тогда белые скажут не «мистер Джон», они скажут «грязная краснокожая собака» и будут бить плетью или палкой, — со спокойной ненавистью ответил индеец. — Не хочу золотой песок. Давай джин.

— Кабацкого забулдыгу из парня сделали! — мрачно и сердито сказал капитан. — Что же делать, Андрей Федорович? Не воровать же у бедняги собак? — Он жалобно посмотрел на Андрея. — Придется дать. А я ее, голубушку, на последний случай берег, обморозится кто из нас или захворает.

Капитан вытащил из мешка большую деревянную баклагу, откупорил и жадно понюхал.

— Эх, буль-буль, моя баклажка! — грустно сказал он, протягивая баклагу индейцу. — Бери, пока у меня рука не дрогнула. Это русская ерошка. Покрепче паршивого джина будет.

Индеец хлебнул, закашлялся и вытаращил глаза.

— Как огонь!.. Бери собак! Когда поедешь?

— Сейчас поедем, — поднялся капитан и указал на копченый олений окорок, висевший под потолком бараборы. — А это будет твой подарок нам.

— Бери! — ответил с готовностью Пышно Разодетый и бросил к ногам капитана кусок копченой оленьей грудинки. — И это бери!

— И рыбы на корм собакам давай!

— Рыбы тоже дам. Пойдем к собакам.

Индеец первый вышел из бараборы и вдруг испуганно попятился. Где-то близко хлестнул ружейный выстрел, звонким раскатом пролетев по лесу.

— Собак бьют! Ваших собак бьют! — закричал Пышно Разодетый, обеими руками прижимая к груди баклагу. — Я продал собак. Ерошку не отдам!

Откинув стоявшего на дороге индейца, Андрей и капитан побежали на выстрелы. На краю овражка остановились. Индеец был прав. Один из псов уже дергал лапами в предсмертной судороге. Хлестнул второй выстрел, и вторая собака ткнулась в снег пробитой головой. Собаки рычали и выли от страха, рвались с привязей, грызли толстые ремни Но пули укладывали их одну за другой. А когда упала последняя собака, пуля ударила в толстую сосну, за которой стояли Андрей и капитан, осыпав их снегом с перебитой ветви.

— Откуда они, подлецы, стреляют? — выгребая ошеломленно снег из-за ворота, спросил капитан.

— С сайбы стреляют! — указал Андрей на охотничий амбарчик индейца, поднятый высоко над землей. Между бревнышками саибы торчали два ружейных ствола. — Они как в крепостцу засели! Нам их пулей не достать.

— Догнали, значит! — бурно вздохнул Македон Иванович. — И поделом нам! Полдня топтались здесь, как овцы на толоке! Бежать надо. Больше ничего придумать не могу!

— Снег глубокий. Увязнем и перебьют, как куропаток, — ответил Андрей,

— У бараборы я две пары лыж видел. Попробуем?

— Что ж, попробуем!

Они побежали, согнувшись, перебегая от дерева к дереву. Вдогонку им помчались пули. К бараборе подбежали задыхаясь, с глазами, залитыми потом. К стене лачуги были прислонены две пары лыж. Встали на них и с места погнали что было сил. Надо было положить между собой и преследователями как можно больше верст. Но они понимали, что дело их почти безнадежно. Преследователи без труда достанут на полицейском посту собак и сегодня же нагонят их. Пусть нагоняют! Тогда они лягут на снег, плечо к плечу, локоть к локтю и будут драться до последнего патрона. Живыми врагам их не взять!.. Андрей на бегу пощупал ладанку на груди. Выбросить, закопать в снег? Нет, это только в последний момент!.. Не убавляя ходу, они вылетели на берег Юкона и остановились, вытирая пот с лиц снятыми шапками. От их голов столбом поднимался пар.

Внизу, прямо под ними, стояли три избы полицейского поста. К одной из них прижалась маленькая бревенчатая церквушка. Раньше они ее не заметили, да и сейчас разглядели ее потому, что церквушка вызванивала хоть и жиденько, но весело в один колокол. У дверей ее стояла нарядная упряжка: в легковую узкую нарту, увешанную цветными лентами и лисьими хвостами, были впряжены десять великолепных широкогрудных псов. На алыках их тоже висели ленты и множество маленьких колокольчиков. Невдалеке от упряжки горел длинный индейский костер и грелся погонщик, по одежде судя, индеец.

Македон Иванович завистливо вздохнул:

— Свадьба!