Последний год жизни Пушкина

В 8 часов вечера я выехал из Пскова третьего дня и вчера в 7 часов вечера я был уже здесь, на своей квартире. <…> Ввечеру же был вчера у вдовы, дал ей просвиру монастырскую и нашел ее ослабевшею от горя и от бессонницы; но покорною провидению. Я перецеловал сирот-малюток и кончил вечер у Карамзиной, а Вяземский, Жуковский и Виельгорский ожидали меня у Вяземского и я по сию пору не видел их еще и с почты не получал московских писем. Посылаю за ними: авось не будет ли и от вас! — Вяземский нездоров. Сердце его исстрадалось от болезни и кончины Пушкина. Посылаю вам прекрасные стихи на кончину Пушкина. <…>

А. И. Тургенев — А. И. Нефедьевой.

9 февраля 1837. Из Петербурга в Москву.

20[627]

<…> Когда произошла эта несчастная дуэль, я, с матушкой и сестрой Машей, была в Тригорском, а старшая сестра, Анна, в Петербурге. О дуэли мы уже слышали, но ничего путем не знали, даже, кажется, и о смерти. В ту зиму морозы стояли страшные. Такой же мороз был и 15-го февраля 1837 года. Матушка недомогала, и после обеда, так часу в третьем, прилегла отдохнуть. Вдруг видим в окно: едет к нам возок с какими-то двумя людьми, а за ним длинные сани с ящиком. Мы разбудили мать, вышли навстречу гостям: видим, наш старый знакомый, Александр Иванович Тургенев. По-французски рассказал Тургенев матушке, что приехали они с телом Пушкина, но, не зная хорошенько дороги в монастырь и перезябши вместе с везшим гроб ямщиком, приехали сюда. Какой ведь случай! Точно Александр Сергеевич не мог лечь в могилу без того, чтоб не проститься с Тригорским и с нами. Матушка оставила гостей ночевать, а тело распорядилась везти теперь же в Святые Горы вместе с мужиками из Тригорского и Михайловского, которых отрядили копать могилу. Но ее копать не пришлось: земля вся промерзла, — ломом пробивали лед, чтобы дать место ящику с гробом, который потом и закидали снегом. Наутро, чем свет, поехали наши гости хоронить Пушкина, а с ними и мы обе — сестра Маша и я, чтобы, как говорила матушка, присутствовал при погребении хоть кто-нибудь из близких. Рано утром внесли ящик в церковь, и после заупокойной обедни всем монастырским клиром, с настоятелем, архимандритом, столетним стариком Геннадием во главе, похоронили Александра Сергеевича, в присутствии Тургенева и нас двух барышень. Уже весной, когда стало таять, распорядился Геннадий вынуть ящик и закопать его в землю уже окончательно. Склеп и все прочее устраивала сама моя мать, так любившая Пушкина, Прасковья Александровна. Никто из родных так на могиле и не был. Жена приехала только через два года, в 1839 году.

Е. И. Фок. (Осипова). Рассказы о Пушкине.

21[628]

Я получила очень скоро письмо ваше от 10 числа, милостивый государь Александр Иванович, и тотчас же отвечала по почте. Но теперь, пишу к вам, по случаю и без боязни, чтобы нескромные глаза не взглянули на мои строки. — Я чрезмерно рада, что вы приехали домой, благодарна более, чем могу то изъяснить, за приятное о том извещение, счастлива получением прекрасного портрета, которому обстоятельства придают так несказанно большую цену в глазах моих — но должна признаться, что ни я, ниже моя Мария, мы не можем быть покойны, пока вы не будете так благосклонны и не скажете нам, откровенно, не навела ли вам незабудка какой новой неприятности. Ничто, что до вас касается, не может быть теперь для меня и детей моих равнодушно; когда поедете вы в Москву?.. — и как, и когда вы поедете далее… — Я знаю, что вдова А. Серг. не будет сюда и я этому рада. — Не знаю, поймете ли вы то чувство, которое заставляет меня теперь бояться ее видеть?.. но многое должно бы было вам рассказать, чтобы вполне изъяснить все, что у меня на душе — и что я знаю — наконец многоглаголание, и многописания все выдет к чему теперь рыданье и жалкий лепет оправданья. Но ужас берет, когда вспомнишь всю цепь сего происшествия. — Мне сказывала моя Евпраксия, что будто бы жена убийцы хочет требовать развода — quelle iniquité[629] — что она была жертва привязанности к сестре. — 29 числа Сергей Львович был в Москве у сына моего Алексея Вульфа и просил его о покупке надгробного камня для могилы Надежды Осиповны!!… без всякого предчувствия что и прах сына уже вместе лежит!.. Мимолетное видение, в котором вы были в Тригорском, никогда не изгладится из моей памяти — время токмо более и более будет оживлять воспоминание; и желание вам всевозможных еще в мире утешений будет предметом наших молитв к тому, который так утешительно сказал — блаженны изгнанные правды ради, блаженны жаждущие правды, еже те насытятся. Я сказала вам, что отягчало душу мою. С истинным чувством почтения и сердечной преданности я честь имею

милостивый государь

быть вам преданная

Прасковья Осипова.

П. А. Осипова — А. И. Тургеневу.