Последний год жизни Пушкина

Е. В. Император уполномочил меня спросить у вас анонимное письмо, которое Вы вчера получили, и о котором Вы сочли нужным сказать Е. В. Императрице. Граф Орлов получил подобное же письмо и поспешил вручить его мне. Сравнение двух писем может дать указание на составителя.

Ваш А. Бенкендорф.

А. X. Бенкендорф — В. А. Жуковскому.

2 февраля 1837. Петербург.

32[640]

Ваше сиятельство.

Лишение всех званий, ссылка на вечные времена в гарнизоны солдатом Дантеса не может удовлетворить русских за умышленное, обдуманное убийство Пушкина; нет, скорая высылка отсюда презренного Геккерна, безусловное воспрещение вступать в российскую службу иностранцам, быть может, несколько успокоит, утушит скорбь соотечественников Ваших в таковой невознаградимой потере. Открытое покровительство и предпочтение чужестранцам день ото дня делается для нас нестерпимее. Времена Биронов миновались. Вы видели вчерашнее стечение публики, в ней не было любопытных русских — следовательно, можете судить об участии и сожалении к убитому. Граф! Вы единственный у престола представитель своих соотечественников, носите славное и историческое имя и сами успели заслужить признательность и уважение своих сограждан; а потому все на Вас смотрят, как на последнюю надежду. Убедите Его Величество поступить в этом деле с общею пользою. Вам известен дух народный, патриотизм, любовь его к славе отечества, преданность к престолу, благоговение к царю; но дальнейшее пренебрежение к своим верным подданным, увеличивающиеся злоупотребления во всех отраслях правления, неограниченная власть, врученная недостойным лицам, стая немцев, все, все порождает более и более ропот и неудовольствие в публике и самом народе! Ваше сиятельство, именем Вашего отечества, спокойствия и блага государя, просят Вас представить Его Величеству о необходимости поступить с желанием общим, выгоды от того произойдут неисчислимые, иначе, граф, мы горько поплатимся за оскорбление народное и вскоре.

С истинным и совершенным уважением

имею честь быть

К. М.

Неизвестный — А. Ф. Орлову.

2 февраля 1837. Петербург.

33[641]

Это письмо очень важно, оно доказывает существование и работу Общества. Покажите его тотчас же императору и возвратите его мне, чтобы я мог по горячим следам найти автора. (фр.)

А. X. Бенкендорф — А. Ф. Орлову.

2 февраля 1837. Петербург.

34[642]

Я только что видел императора, который приказал сказать Вам, чтобы вы написали Псковскому губернатору: пусть он запретит для Пушкина все, кроме того, что делается для всякого дворянина; к тому же, раз церемония имела место здесь, не для чего уже ее делать.

Император подозревает священника Малова, который совершал вчера чин погребения, в авторстве письма; нужно бы раздобыть его почерк; до завтра, весь ваш. (фр.)

А. X. Бенкендорф — А. Н. Мордвинову.

2 февраля 1837. Петербург.

35[643]

Я считаю, как и вы, обстоятельство достойным внимания; постарайтесь узнать автора, и его дело не затянется.

По почерку и подписи легко будет добраться до источника. (фр.)

Николай I — А. X. Бенкендорфу.

36[644]

<…> Здесь нет ничего такого любопытного, о чем бы я мог тебе сообщить. Событием дня является трагическая смерть пресловутого (trop fameux) Пушкина, убитого на дуэли неким, чья вина была в том, что он, в числе многих других, находил жену Пушкина прекрасной, притом что она не была решительно ни в чем виновата.

Пушкин был другого мнения и оскорбил своего противника столь недостойным образом, что никакой иной исход дела был невозможен. По крайней мере он умер христианином. Эта история наделала много шума, а так как люди всегда люди, истина, с которой ты не будешь спорить, размышление весьма глубокое, то болтали много; а я слушал — занятие, идущее впрок тому, кто умеет слушать. Вот единственное примечательное происшествие. (фр.)

Николай I — Марии Павловне, великой герцогине

Саксен-Веймарской. 4 (16) февраля 1837.

Из Петербурга в Германию.

37[645]

<…> Я бы хотела, чтобы они уехали, отец и сын. — Я знаю теперь все анонимное письмо, подлое и вместе с тем отчасти верное. Я бы очень хотела иметь с вами по поводу всего этого длительный разговор. <…> (фр.)

Императрица Александра Федоровна —

С. А. Бобринской.

[4 февраля] 1837. Петербург.

38[646]

Вчера я забыла вам сказать, что суд над Жоржем уже окончен — разжалован — высылается, как простой солдат на Кавказ, но как иностранец отправляется запросто с фельдъегерем до границы, и finis est[647]. — Это все-таки лучшее, что могло с ним случиться, и вот он за границей, избавленный от всякого другого наказания. (фр.)