Последний грех

– Хорошо. Кто из ваших будет на опознании? Желательно человек с крепкими нервами, дело такое.

– Да, понятно, – тяжело вздохнул Соколов, окидывая придирчивым взглядом подчиненных, работающих на месте преступления. – Я сам, наверно, проведу опознание, заодно допрошу родителей. Ну, или ребят подберем кого. Вон, Рому Семичастного.

Соколов, перед тем как закончить разговор, поинтересовался:

– У вас есть какие-нибудь комментарии?

– А какие тут могут быть комментарии? – пожала плечами врач. – Убийцы или убийца не просто профессиональный палач, кат и пыточных дел мастер. По поводу состояния его психики я просто теряюсь. Нужно вам с судебными психиатрами поработать. Не думаю, чтоб он просто так убил этих детей. Какая-то система у него есть.

Святослав посмотрел на Зарубову долгим взглядом, сомневаясь, говорить или нет, но в конце концов решил-таки сказать, что думает.

– Анна Никитична, вы уж извините, – осторожно начал он, – но я так и не могу в вас разобраться. Вы… такой профессионал, но… все же вы, извините, женщина… И…

– Я поняла, товарищ майор.

На ее губах с преждевременными морщинами заиграла уже знакомая майору ухмылка. «Легенда» сделала долгую затяжку, докурив «Приму» почти до самых пальцев, и будничным голосом произнесла:

– В Грозном я жила. Насмотрелась. Там и профессионализм приобрела. И детей там же похоронила.

Бросив на землю окурок, она впечатала его в снег и, не оглядываясь, пошла к своим подчиненным. Соколов смотрел ей вслед, переваривая услышанное. У него возникло стойкое ощущение, что Медвежий намеренно собирает вместе людей, переживших слишком многое и насмотревшихся на такие ужасы, которые и не снились простым смертным… Только собирает он их отнюдь не для того, чтобы дать отдохновение их истрепанным душам. Кажется, что сюда же стекаются и вся грязь человеческая, вся боль, страдания и извращения, на которые может быть способно двуногое существо. И тогда встает вопрос: а человеческое ли это? А еще – что должны сделать те, кто и так уже пережил невозможное? Ведь должен же быть во всем этом хоть какой-то смысл!

Во рту что-то скрипнуло – Святослав очнулся от невеселых дум, сообразив, что слишком сильно сжал челюсти. Черт! Не время сейчас для философствований.

– Так, товарищи офицеры! – скомандовал он, повысив голос. Нырнуть с головой в работу – самый верный способ обрести душевное равновесие. Пускай и на время. – Поскольку очевидно, что убийца тот же самый, значит, он должен оставить послание! Ищем записку!

– Нашли уже, – прозвучало из-за спины майора, он повернулся на голос.

Рядом с ним стоял один из криминалистов и показывал пальцем на дуб, к которому были привязаны убитые перед смертью. На потрескавшейся от времени коре была вырезана большая литера «О» или, возможно, ноль.

Пока Соколов рассматривал символ, криминалист пояснил:

– Было вырезано, скорее всего, топором. Приблизительно как раз в момент убийства, то есть сутки назад.

Майор кивнул, но по отсутствующему выражению лица было видно, что он о чем-то крепко задумался.

– Та же загадка, – произнес он. – Ноль.

– Так точно, – подтвердил криминалист.

– Раткин, – обратился Святослав к подошедшему капитану, который, похоже, уже пришел в себя после первого шока, – что это?

– Ноль. Или буква «о».

– Так. Еще что? Колесо, бублик. Солнце.

Усатый нахмурился, внимательно рассматривая знак на коре.

– Рот кричащий. Губы.

– Они не кричали, – отрицательно покачал головой криминалист. Он тоже стоял рядом и глазел на странное послание. – Рты были заклеены скотчем, а в нем отверстие небольшое для воздуха. То есть, может, и кричали, только не слышал никто.

Подумав немного, майор добавил:

– Бесконечность.

– Не, бесконечность – это же как восьмерка, – возразил ему Раткин.

– Ну, это в математике, а так – тоже бывает. У кольца нет конца.

– Интересно, – протянул Соколов, по привычке потирая шрамы на лице. – Пытки бесконечные? Муки и в жизни, и после смерти, что ли?

Криминалист кивнул:

– Круг ада.

– Так. – Майор сделал несколько пометок в своем блокноте, затем снова обратился к собеседникам: – Еще тема – убитые же видели это кольцо?

– Скорее всего, да.

– Может быть, оно о чем-то им должно напоминать? Или, правда, говорить о том, что страдания их никогда не кончатся? Ладно, с этим ясно. Еще что?

– Отверстие, – подкинул мысль Раткин и подергал себя за ус. Похоже было, что он не слишком привык принимать участие в подобных мозговых штурмах, но процесс его, бесспорно, увлек.

– Скорее, два отверстия, – уточнил Святослав, – одно в другом.

– Может, это… ну, как бы… убийство символизирует? Типа кол – это вот это кольцо, ну а внешнее отверстие…

Капитан сделал многозначительную паузу, намекая на способ убийства парня. Все-таки провинциальное воспитание давало о себе знать: некоторые слова или действия оставались для усатого милиционера неприличными даже в контексте расследования преступления. Но тут уж вряд ли можно было что-то поделать – такое уж воспитание, впитанное с молоком матери.

– Может быть, – согласился Соколов, не обратив внимания на неловкую заминку подчиненного. – А может быть, знак. Будем думать, короче. Так.