Последний грех

– Что еще за предположения? – задал он резонный вопрос, хмурясь все сильнее. Как же местные парни любят делать поспешные выводы. Может, заключение и кажется само собой разумеющимся, но прежде чем кого-то обвинить, нужно проверить все. Абсолютно все! Чтобы потом «не было мучительно больно» за опрометчивость. Ведь от этого зависит если не жизнь человека (Аратову уже ничем не помочь), то хотя бы адекватная память о нем. А заодно и продвижение следствия.

– Ничего не ясно, – подчеркнул Святослав. – Надо допросить детей из детского дома, с которыми контактировал Аратов.

Наступила пауза. Майор оглядел подчиненных и не заметил на их лицах и следа энтузиазма – одни кислые рожи. Милиционеры старательно отводили глаза, будто надеясь, что если они не посмотрят на начальника, то и он их не заметит… или, по крайней мере, не выберет для выполнения этого поручения. Ну, орлы, ничего не скажешь.

– Раткин, – распорядился Соколов, – отмените все, что у вас намечено на завтра. Поедете в детский дом, допросите детей. Список детей мне перешлют сегодня из монастыря по факсу. – В ответ снова молчание. Это начинало уже подбешивать. – Ну что еще за мхатовская пауза? Говорите, Раткин.

Усатый заерзал на стуле и усиленно откашлялся несколько раз. Начальник раздраженно щелкнул ручкой, капитан наконец заговорил:

– Товарищ майор, можно я не поеду в детский дом? – Прозвучало как просьба младшеклассника не идти в школу. Впрочем, дальше мнение Святослава несколько изменилось. – Я же с инспектора детской комнаты милиции начинал. Не могу я на детей смотреть, тем более, если… когда… ну, по такому делу. Хотя если это приказ…

Капитан вздохнул с таким надрывом, что у того, кто послабее, от сочувствия могло бы и сердце разорваться. Соколов только покачал головой и кивнул:

– Хорошо, хорошо. Мне без разницы, кто поедет, но молодых посылать не надо. Это дело деликатное, нужны люди серьезные. Не ниже капитана. Семичастный, вы можете?

Напарник Раткина тут же стал похож на умирающего лебедя и голосом ответил соответствующим, словно собираясь на эшафот:

– Так точно.

Тут уже и сам Святослав не выдержал – вздохнул, а затем махнул рукой:

– Хорошо. Я сделаю это сам. Завтра. Подготовьте детей, выберите педагогов, которые будут присутствовать при беседе. Завтра в час дня, как раз у них уроки закончатся.

Все оперативники только что пот со лба вытирать не стали – облегчение на их лицах читалось так явно, как будто им только что неминуемой смерти избежать удалось. Какие нежные. Впрочем, такую реакцию майор вполне мог понять. Дополнительно давало о себе знать, наверное, еще и то, что город маленький, многие друг друга знают, а идти к соседнему ребенку, которого ты знаешь с младенчества, и задавать вопросы, типа «а не щупал ли тебя такой-то дядя за разные места?»… В общем, и с подчиненными не стоит делать поспешных выводов.

Глава 28

Назначенное время опроса школьников наступило неприятно быстро. Время за работой проносилось с какой-то сверхсветовой скоростью, а сделано было еще так мало. Нужно было торопиться, да и заставлять себя ждать Соколов не привык.

Так что ровно в час дня он уже сидел в кабинете завуча местной спецшколы и, перелистывая страницы тетради, подписанной Алексеем Крохалевым, вспоминал вывеску перед входом:

«СПЕЦИАЛЬНАЯ (КОРРЕКЦИОННАЯ) ШКОЛА-ИНТЕРНАТ ДЛЯ ДЕТЕЙ И ПОДРОСТКОВ С ДЕВИАНТНЫМ ПОВЕДЕНИЕМ, ЗАКРЫТОГО ТИПА г. Медвежий».

«Могли бы уж сразу написать «Зона для отбросов». Чего мелочиться? Хотя, конечно, не мне критиковать образовательную систему», – одернул себя Святослав, несколько раз прочел записи на одной из страниц и закрыл тетрадь.

Завуч, в кабинете которой предстояло говорить с ребятами, стояла у окна, скрестив руки на груди. Выглядела она как стандартная советская училка лет пятидесяти – в ней уже осталось мало человеческого и меньше всего – любви к детям. Постоянно уставшая, нервная и раздражительная, женщина притопывала ногой от нетерпения и, казалось, только и ждала, на ком бы сорваться. Общение с милицией было ей однозначно не в новинку – школа же «корректировала» «девиантное поведение» у детей и подростков, а значит, блюстители закона бывали здесь с определенной регулярностью.

Но что бросалось в глаза с неприятной отчетливостью – она и не думала защищать своих подопечных. Наоборот, раз милиция здесь, значит, ребенок виновен, в чем бы его ни подозревали.

Святослав поглядывал на нее исподтишка и чувствовал, как и в нем самом нарастает напряжение, словно сейчас эта мегера и его начнет отчитывать. Нужно от нее избавиться, она не даст нормально поговорить с детьми.

«Простите, «Мариванна», но ваша профдеформация зашла уже слишком далеко. Вам бы не с детьми работать, а надзирателем в тюрьме».

В кабинет как раз вошел мальчишка лет тринадцати. Растрепанный, нахохлившийся, явно в предвкушении взбучки от учителя. Он усиленно пытался перебороть страх и трансформировать его в независимость и пофигизм. Получалось плохо. Испуганные серые глаза метнулись между завучем и мужиком в форме и уперлись в пол. Намертво.