«Я же, как и братья мои, предаю и душу и тело за отеческие законы, призывая Бога, чтобы Он скоро умилосердился над народом, и чтобы ты с муками и карами исповедал, что Он един есть Бог, и чтобы на мне и на братьях моих окончился гнев Всемогущего, праведно постигший весь род наш».
Они не понимают, что все это и все, что будет, уже записано в Книге. Для меня эти строки сияют золотым огнем, словно кто-то специально подсвечивает их. Почему же все они так слепы? Почему не хотят видеть очевидного знака? Ведь написано специально для них!
«Тех, кому случится читать эту книгу, прошу не страшиться напастей и уразуметь, что эти страдания служат не к погублению, а к вразумлению народа нашего. Ибо то самое, что нечестивцам не дается много времени, но скоро подвергаются они карам, есть знамение великого благодеяния. Ибо не так, как к другим народам, продолжает Господь долготерпение, чтобы карать их, когда они достигнут полноты грехов, не так судил Он о нас, чтобы покарать нас после, когда уже достигнем до конца грехов. Он никогда не удаляет от нас Своей милости и, наказывая несчастьями, не оставляет Своего народа» (2 Мак. 7:32–33, 37–38).
Да! Вот то, что они не хотят понять! Вразумление через страдание! Это совершенно ясно видно из этих отрывков, и если…
Зябко. Зябко сегодня. Очень холодно стало, промозгло. Зима навалилась, теперь уже темным-темно. Только снег вьется в свете фонаря. Как ему не холодно? Вьется, как мошкара вокруг лампы, круг за кругом, круг за кругом…
И если на мне остановился выбор Господень, то я готов принять его ради спасения братьев моих! Я готов взять на себя страшный грех убийства! Вы слышите? Я готов! Готов предать тело свое и душу свою Тебе, готов пройти любую муку, я готов! Но сначала дай мне закончить начатое. Я должен довести дело до конца. И тогда уже карай меня гневом своим, ибо я и есть Каин, семя отступническое, обреченное на скитание.
Глава 27
В кабинете Соколова снова было накурено и тесно. Но тесно не столько из-за большого количества людей – оперативников собралось для совещания обычное количество, – сколько из-за напряженной атмосферы.
Пока майор быстро просматривал последние доклады, милиционеры тихо переговаривались. Было заметно, что они обсуждают общую тему, нервничают и даже злятся.
Святослав исподволь следил за происходящим в кабинете, отмечая про себя реакцию каждого из помощников. Когда люди не знают (или не замечают), что за ними кто-то наблюдает, они ведут себя более естественно. Именно эти реакции и есть самое интересное. Именно в них содержится правда о человеке.
Активнее остальных реагировал Раткин. По всему было видно, он так возмущен, что буквально еле сдерживается. Усы его негодующе дергались туда-сюда. Наклонившись к Семичастному, капитан что-то горячо ему втолковывал, тыча узловатым пальцем в папку, которая лежала на столе перед напарником. Тот кивал, хмуро отвечал попеременно то Ивану, то своему соседу слева – молодому лейтенанту Мережко. У лейтенанта тоже щеки понемногу заливала краска. Похоже, Семичастный рассказывал коллегам нечто такое, от чего те сатанели все больше и больше.