Последний грех

– Хе-хе, – невесело хохотнул майор. – Тут уж не сомневайтесь. Журналисты об этом на всю Россию раструбят.

– Нам без этого никак в любом случае не обойтись. Без содействия населения преступников не поймать! – высказал свое мнение седовласый Гудков.

Соколов согласился:

– Да я не против. Сделайте официальное заявление. Прямо так: серийный убийца зверски пытает и убивает лиц, подверженных порокам: проституток…

– Ну так девочка-то не проститутка! – вступился за Аню Цареву Раткин, и усы его возмущенно встопорщились.

– Ну, подберите слова! – начал раздражаться Святослав. В конце концов, у него нервы были тоже не железные и переживал он не меньше остальных, хоть и был в Медвежьем человеком новым. – Я соглашусь с вами. И вот что: предлагаю рассказать и про девочку, чем она занималась, и про трудника этого, педофила.

Уже в который раз за сегодняшнее совещание в кабинете повисла пауза. Оперативники переглядывались, но никто не решался заговорить, хотя сказать, судя по всему, им было что. Майор принципиально выжидал, пока «народ выскажется». Наконец слово взял Гудков. Он покашлял в кулак и не вполне уверенно заметил:

– Так ведь девочка – дочка приличных родителей вроде. Их-то как жалко…

– Жалко у пчелки, – огрызнулся Соколов и тут же почувствовал себя виноватым. Но нужно было принимать решения, а не расшаркиваться друг перед другом, так что он продолжил: – Короче, меняю формулировку. Приказываю.

– Слушаюсь, – потупился майор.

– И вот еще что, – добавил Святослав, потирая шрамы и листая страницы распухшего от материалов и отчетов дела. – Очевидно, что серийник вошел во вкус и будут новые жертвы. Но я вот опасаюсь, что трупы уже есть. Вспомните, как обнаружили предыдущие тела.

– Э-э-э, случайно, – сказал Раткин.

Майор кивнул и сделал жест указательным пальцем, привлекая внимание к своим следующим словам:

– Более того, убийца тела скрывал. Так что не удивлюсь, если нас где-то ждут еще несколько трупов. Поэтому приказываю: патрульным все перерыть. Теплотрассы, дома заброшенные, дачные поселки, пустыри, стройки, люки, мосты – все-все-все. Понятно?

– Так точно.

– Ну, тогда выполняйте, – скомандовал Соколов, но тут же сам себя прервал: – И еще один момент. – Подчиненные уже готовы были встать и приступить к выполнению приказов, но теперь снова уселись по местам, внимательно слушая начальника: – Момент такой… – продолжил он. – Очень это все художественно. Роман в стихах. Плод фантазии больного поэта.

– В смысле? – нахмурил Семичастный свой большой квадратный лоб.

– В смысле проверьте-ка всех ваших писателей и поэтов с особой тщательностью. Особенно религиозных, которые издавались в православных типографиях. У отца Романа из монастыря я сам спрошу.

– Вы подозреваете кого-то? – уточнил Раткин, остальные стали переглядываться и перешептываться.

– Просто выполняйте, – распорядился Святослав, чувствуя, как он жутко устал за последние дни. И особенно за это затянувшееся и такое напряженное совещание. Возникло стойкое ощущение, что все обстоятельства этого чертова дела складываются так, чтобы его – Соколова – доконать, а заодно и похоронить само дело.

Когда подчиненные наконец-то оставили его в кабинете одного, майор с силой потер лицо, откинулся на спинку стула и закрыл глаза.

Глава 31

Есть грех самоубийства, и почти все люди этому греху подвержены. Я говорю про вид самоубийства самый медленный и мучительный – когда человек изводит себя ненавистью, отравляя душу свою мерзостью. Когда ты растишь и лелеешь внутри свою ненависть, ты лелеешь червя-паразита, который пожрет тебя без остатка, и чем больше и злее он будет, тем яростнее будет терзать грешника.

Я знаю, о чем говорю. Я уже много лет борюсь с этим червем. Мне знакомо это жгучее чувство, яркое, пылающее. Оно может казаться таким праведным. Ведь как же еще можно относиться к врагам Христа? К врагам Отечества? Что еще, кроме ненависти, можно и должно испытывать к врагам всего человечества?