Последний гвоздь

– У этого расследования много разных направлений, – ответил Хейнесен. – Как тот старый мобильный телефон, который он нашел дома у Клинге с текстовыми сообщениями, из которых следовало, что он был принят в какое-то тайное общество.

– Тайное общество, – рассмеялся Слейзнер. – Ну, почему бы и нет? Я не удивлюсь, ни в отношении Клинге, ни в отношении Санда, если уж быть честным. – Он покачал головой. – А этот старый мобильный телефон. Где вы его храните?

– У Хеска дома. У нас ведь был взлом и пропали многие доказательства.

– Да, я слышал. Абсурд. Но если этот телефон окажется важным, то мы о нем услышим. Так же, как, надеюсь, скоро услышим что-то от Хеска. Кстати, вы не пробовали триангулировать мобильный Санда?

– Пробовали, еще вчера, как только получили результаты анализа образцов ДНК, – сказал Хеммер.

– И где он был тогда?

– На парковке на Остерброгаде, и странное дело, похоже, что именно там Санд находился в последние ночи.

– Почему это так странно? Он ведь поступает так же, как и другие, – паркует там свою машину?

– В таком случае, он также паркует там и свой мобильный телефон, потому что он ни разу не покидал парковку, пока Санд оттуда не уезжал, а это обычно происходило несколько часов спустя.

Слейзнер кивнул и снова коснулся подбородка.

– Да, это, бесспорно, звучит немного странно. – Он повернулся к Хейнесену. – Что скажешь, Мортен? Может, тебе стоит поехать туда и взглянуть? Кто знает? Есть вероятность, что он туда вчера заезжал по дороге домой. Если повезет, там могут быть даже камеры наблюдения, которые смогут дать нам ответы.

Хейнесен кивнул и встал, испытывая некоторое облегчение от того, что кто-то другой встал у руля, но одновременно чувствуя беспокойство. Не только из-за того, что случилось с Хеском, но, возможно, больше всего из-за смутного предчувствия, которое все росло в последние несколько минут после того, как Слейзнер возглавил совещание.

36

Фабиан сдал ключи, бумажник и мобильный телефон, его обыскали и просканировали, прежде чем провели дальше по одному из тюремных коридоров. Несколько запертых дверей и ворот спустя он вошел в комнату для посетителей, в которой, помимо стола на четверых, дивана и кушетки, обстановку оживляли пластмассовые цветы на окне с решеткой и несколько акварельных изображений клоунов в пастельных тонах на стенах.

Он обдумывал сообщение, полученное от Ингвара Муландера дома, в подвале, и понял, что помнит его дословно, до мельчайшего знака препинания.

Привет, Фабиан,

узнал о твоем сыне Теодоре и приношу соболезнования. Ходят разные слухи, до меня доходят разные вещи здесь, в изоляторе. Вещи, которые могут представлять интерес. Если хочешь узнать больше, просто как-нибудь сюда загляни. У меня, как ты знаешь, есть все время мира.

С наилучшими пожеланиями, Ингвар Муландер

Это сообщение перевернуло почти все в нем с ног на голову. Приняв решение не углубляться в события, связанные со смертью его сына, и вместо этого направить всю энергию на Соню, Матильду и предстоящие похороны, сейчас он делал абсолютно противоположное.

Он выдвинул один из стульев, сел за стол и кивнул надзирателю, который за ним следовал, что тот может уходить. Ему было приятно прийти туда первым. Что это Муландер к нему придет, а не наоборот.

Пять недель, не больше, прошло с тех пор, как он арестовал собственного криминалиста полиции Хельсингборга около Северного порта. Тогда он не мог думать ни о чем другом. Единственное, что имело значение, – накопать достаточно веских доказательств для вынесения обвинительного приговора. Чтобы его больше никогда не выпустили.

С тех пор он больше о том деле не думал. Как будто одним махом Муландер и все совершенные им убийства стерлись из памяти и превратились в нечто такое, о чем он максимум читал в газете. То, что его бывший коллега находился не более чем в нескольких сотнях метров от полицейского управления в ожидании суда, роли не играло. Суда, от которого никто не ожидал ничего другого, кроме пожизненного заключения. Вероятно, и сам Муландер.

Фабиан же не испытывал ни малейшего беспокойства. До текущего момента, когда ему пришлось сидеть здесь и ждать. Неужели Муландер что-то задумал? Могла ли эта встреча оказаться частью чего-то большего, что в конечном итоге может подорвать все обвинение?

Узнать это было невозможно. Так происходило всегда, когда дело касалось Муландера.

Вот почему ему всегда было так трудно чувствовать себя комфортно и расслабленно в компании коллеги. Хотя вместе они раскрыли несколько самых сложных дел об убийствах в стране, он всегда чувствовал, что, как только они оказывались в одном помещении, могло случиться все что угодно. Этот Муландер – последний человек, которого стоит держать у себя за спиной.