Последний император. Жизнь и любовь Михаила Романова

Больше хранить в секрете наследование Михаилом Российского престола было невозможно. За те несколько часов, которые прошли между отправлением телеграфных сообщений из Пскова и отчаянным призывом Михаила Родзянко не объявлять Манифест об отречении Николая II, важнейшие государственные новости дошли не только до многих воинских частей, но и практически до всех крупных городов России. На линии фронта тысячи солдат и офицеров давали клятву верности императору Михаилу II. С особым восторгом и гордостью произносили ее текст те, кто служил под началом прекрасного, любимого всеми подчиненными военачальника – великого князя Михаила Александровича.

В Псковском соборе, после отъезда Николая на фронт, был отслужен благодарственный молебен о новом Российском императоре. На утренней службе среди прихожан были великая княгиня Мария Павловна (Младшая) и генерал Рузский. Площадь за Собором заполнили солдаты, их лица, как впоследствии написала великая княгиня, «были взволнованы». А в самом храме зачитали Манифест Николая II, и люди молились за нового царя.

Ранним утром 3 марта благая весть дошла и до Крыма, до царской резиденции в Ливадии. Люди радовались восшествию на престол Михаила и повсеместно прославляли его. Княгиня Юлия Кантакузина (графиня Сперанская, урожденная Грант), внучка Президента США Улисса Симпсона Гранта[218] и одна из самых известных в Петрограде светских дам, отдыхала в это время в Ялте. Она вспоминала, что портрет Николая II, вывешенный буквально повсюду, через час после объявления Манифеста, исчез, и на его месте вскоре появился портрет Михаила Александровича. На лицах людей расцветали улыбки. Многие говорили: «Раньше было плохо, но теперь будет лучше». На конституционную монархию возлагали большие надежды.

В Первопрестольной гарнизон перешел на сторону революции, хотя и спокойно, без беспорядков, которые потрясли Петроград. Большинство военных восприняли здесь новость о появлении нового императора с безразличием, но открытого недовольства, которого так боялся Родзянко, не было.

Правда, выразила протест сестра Александры Федоровны, великая княгиня Елизавета Федоровна, настоятельница Марфо-Мариинской обители[219]. Ее возмутило то, что Михаил женат морганатическим браком, и поэтому мол, не может быть самодержцем. Как вспоминала впоследствии княжна Мария Оболенская, находившаяся рядом, какой-то монах поспешно успокоил настоятельницу:

– Не волнуйтесь, матушка, во время литургии не будет упомянуто имя его супруги.

И действительно, никто не молился за Наташу, но верующие осеняли себя крестом и молились за Михаила. Даже в Петрограде, самом центре революции, известие о наследовании им престола было встречено с радостью, по крайней мере, во многих казармах.

Но многие, возлагая большие надежды на Михаила, жалели – чисто по-человечески, Николая. Морис Палеолог, посетивший на следующий после отречение день три церкви в Петрограде, увидел такую картину: «Одна и та же сцена встречала меня повсюду: важные и молчаливые молящиеся, обменивающиеся важными и меланхолическими взглядами. Некоторые из мужиков выглядели смущенными и потрясенными, у некоторых были слезы в глазах. Даже среди тех, кто, казалось, очень переживал, я, тем не менее, не мог найти ни одного, кто бы не выставлял напоказ красную кокарду или нарукавную повязку. Они все трудились на революцию, все были за нее душой и телом. Но это не мешало им пролить слезу за их царя-батюшку».

…Когда депутаты Думы Гучков и Шульгин приехали из Пскова на Варшавский вокзал, им хотелось тут же сообщить собравшимся на станции о наследовании Михаилом Российского престола. Едва спрыгнув с подножки поезда, они закричали:

– Долгие лета Императору Михаилу!

В ответ раздались радостные крики. Шульгин прошел в огромный зал ожидания вокзала. Там было очень много народа – и военные, и гражданские лица. Он громко прочитал Манифест, и призвал всех присутствующих приветствовать троекратным «ура!» восшествие на престол «Его Величества императора Михаила II». В следующий миг думскому депутату показалось, что от радостных криков, потрясших зал, рухнут стены и обвалится крыша.

Он едва сумел пробраться к выходу, чтобы найти Гучкова. И тут же к нему подбежал какой-то человек, который настойчиво пригласил пройти к телефонному аппарату в кабинет начальника станции. Шульгин взял трубку и услышал голос Павла Милюкова, который с трудом узнал – до такой степени он показался хриплым и надорванным:

– Не объявляйте Манифеста… Произошли серьезные изменения… Нам передали текст… Этот текст совершенно не удовлетворяет… совершенно… необходимо упоминание об Учредительном собрании… Не делайте никаких дальнейших шагов, могут быть большие несчастия… Немедленно приезжайте оба на Миллионную, 12. В квартиру князя Путятина… Там Великий Князь Михаил Александрович… и все мы едем туда… пожалуйста, поспешите…

Испуганный Шульгин едва смог вымолвить в ответ:

– Да что же это такое? Я только что зачитал Манифест.

– Кому?

– Да всем, кто собрался на вокзале. Военным, толпе… Я объявил о новом Императоре – Михаиле…