Последний император. Жизнь и любовь Михаила Романова

Через несколько минут камердинер передал Павлу Александровичу, что его хочет срочно увидеть офицер императорского конвоя. Тот был бледен, еле сдерживал слезы. Он доложил, что с великим князем немедленно хочет переговорить новый комендант Царского села полковник Больдескул[222]. Павел и вышедшая на шум из спальни княгиня Ольга Палей поняли, что случилось что-то ужасное.

Спустя пять минут в помещение вошел полковник, на груди у которого виднелся большой кумачовый бант. Отдав честь и извинившись за такой ранний визит, он прочитал хозяевам текст отречения Николая II. Великий князь Павел и княгиня Палей были ошеломлены. Они поняли: все кончено… это гибель империи…

Павел Александрович никак не мог заставить себя отправиться в Александровский дворец до одиннадцати утра. Когда же решился, то нашел Александру Федоровну в будуаре. Она была одета в форму сестры милосердия. Ей никто пока не доложил об отречении императора, и великий князь понял, что эта нелегкая задача легла на его плечи. Она спокойно посмотрела на него, и у Павла сжалось сердце от жалости.

Когда он произнес роковые слова, по щекам императрицы покатились слезы, и она наклонила голову, словно читала молитву.

– Если Ники сделал это, значит, так было нужно… Господь не оставит нас… Я больше не Государыня, но я останусь сестрой милосердия… Раз Миша стал Императором, я займусь детьми и госпиталем. Мы поедем в Крым.

То, что Александра Федоровна не знала об отречении мужа до одиннадцати утра 3 марта, вполне объяснимо. Но почему новый император оставался в неведении о том, что стал первым человеком в России, когда эта новость уже достигла Петрограда? Поистине, это непостижимо! Ответ может быть только один: молчание тех, в чьи обязанности входило доложить ему об этом в первую очередь, было заранее спланировано.

Хотя Временный комитет Государственной Думы и взял под контроль военное министерство после ареста 28 февраля военного министра Беляева, власть все еще не до конца перешла к вновь созданному правительству. Новым военным министром назначили А. Гучкова. Но он, возвращаясь ранним утром 3 марта в Петроград, еще не знал о своей новой должности. Офицеры, служившие в министерстве, гораздо лучше знали М. Родзянко, чем А. Гучкова. И именно Михаил Родзянко приехал туда в пять часов утра, чтобы начать длинные переговоры с генералом Рузским, находившимся в Пскове.

Потребовав, чтобы тот никому не объявлял о Манифесте Николая II, Родзянко хотел также сохранить этот важнейший государственный документ в тайне и от нового императора, хотя он ничего и не сказал об этом в разговоре с Рузским. Керенский же, позвонив в квартиру Путятиных, не знал, насколько хорошо Михаил Александрович был осведомлен о последних событиях, поэтому посчитал, что лучше пока ничего ему о них не сообщать. Он боялся, как бы великий князь не предпринял решительных шагов, прежде чем в Таврическом дворце придут к какому-то определенному решению.

Конечно, члены нового правительства не могли допустить, чтобы новый император «предпринял шаги», пока они не выработают четкую позицию. Нельзя же, в самом деле, дать возможность Михаилу позвонить им самому, с тем, чтобы он потребовал немедленного прибытия всех членов Временного правительства! Нельзя допустить и того, чтобы Михаил с помощью военного министерства связался непосредственно с воинскими частями, которые дислоцировались в Пскове и Могилеве. Поэтому лучше всего будет, если он останется в неведении о своем истинном положении до тех пор, пока сами министры не будут готовы к разговору с ним. Именно так они считали.

Но были ли министры действительно готовы к столь серьезному разговору, который должен был в значительной степени изменить дальнейшую историю России? Вот как об этом вспоминает один из депутатов Думы, Н. Савич[223]: «Никто не нашел нужным обсудить положение, решить, как правительству надлежит отнестись, что рекомендовать великому князю, чего требовать, на чем настаивать. Просто – снялись с якоря и поехали, как будто дело шло об увеселительной прогулке». И при этом они всерьез считали себя государственными мужами…

…В 6 часов утра депутаты Думы действительно думали, что будут на Миллионной улице, 12 примерно через час. В марте светает поздно, и город в это время еще погружен во тьму. Большинство его жителей ранним утром спят, и шансы, что кто-то доложит Михаилу Александровичу о Манифесте об отречении Николая II, казалось им, невелики. Керенский, положив трубку на рычаг, уверенно сказал окружавшим его людям, что Михаил пока ничего не знает. Все вздохнули с облегчением. Ведь вопрос: «Насколько много он знает?» был сейчас для обитателей Таврического дворца самым важным. И вот, после телефонного разговора, стало ясно: Михаил Александрович считает, что ему уготована роль регента. Если бы это было не так, то реакция Джонсона оказалась, определенно, совершенно иной.