Последний император. Жизнь и любовь Михаила Романова

Именно так казалось тем, кто собрался 3 марта на совещание в квартире князей Путятиных. Мнение же большинства офицеров и генералов русский императорской армии выразил известный военный и политический деятель, сослуживец великого князя по Дикой дивизии, генерал П. Н. Краснов[233]: «…Мы верили, что великая бескровная революция прошла, что Временное правительство идет быстрыми шагами к Учредительному собранию, а Учредительное собрание – к конституционной Монархии с Великим Князем Михаилом Александровичем во главе… На Совет солдатских и рабочих депутатов смотрели как на что-то вроде нижней палаты будущего парламента».

Но реальность оказалось совершенно иной. Михаил не отказывался от прав, которые принадлежали Романовым, но новое правительство сделало это за него, уступив требованиям Петроградского Совета. В новых условиях не нашлось места для великих князей, их звание, привилегии, состояние, земли и даже личная свобода оказались теперь в руках правительства и были отданы в залог Петроградскому Совету. Конечно, на совещании в квартире Путятиных об этом не сказали ни слова, но еще задолго до созыва Учредительного собрания, Романовы, по сути, оказались не у дел. И случилось это сразу же после 3 марта, именно из-за слабости Временного правительства.

Вернувшись в Гатчину, Михаил Александрович надеялся в ближайшем будущем продолжить службу в армии. Официально он оставался инспектором-генералом Кавалерии в звании генерал-адъютанта, но готов был на любую должность, лишь бы служить России. Однако его постигло глубокое разочарование: ни в нем, ни в ком из других великих князей больше… не нуждались. Многие из этих людей были патриотами своей страны, но деятели Петроградского Совета посчитали, что они могут начать контрреволюцию, и поэтому очень опасны. Спустя лишь месяц после подписания Манифеста, 5 апреля, Михаил с еле скрытой горечью написал в дневнике, что получил из военного ведомства свидетельство об увольнении. Вот такой оказалась для него реальность… Или итог, который великий князь не мог предвидеть заранее, совещания на Миллионной, 12.

На следующий день Михаил вместе с Наташей и двоюродным дядей Георгием Михайловичем отправился, впервые после памятного совещания, на поезде в Петроград. Пока Аничков дворец не занят восставшими и не разграблен, нужно забрать оттуда мебель, какие-нибудь ценные вещи – то, что еще можно вывезти. Это был первый и единственный раз, когда Наташа переступила порог «родового гнезда» Михаила – дворца, в котором он родился.

Великий князь Георгий так вспоминал впоследствии об этой поездке. Едва Михаил вошел в Гатчине в вагон поезда, как следом за ним вбежал какой-то солдат. Он стащил с головы шапку, и с большим почтением поклонился великому князю. На этой же станции сам Георгий Михайлович подошел к группе солдат, собираясь у них что-то спросить. К его удивлению, они очень обрадовались возможности поговорить с его высочеством. Им так хотелось иметь республику вместе с царем!

Но этот случай, описанный великим князем Георгием, не отражает в целом тогдашнее положение дел в армии. Дисциплина за последние месяцы резко ухудшилась. И дело не столько в самой революции, сколько в пресловутом «Приказе № 1», изданном 1 марта Петроградским Советом. Формально он был адресован только «солдатам Петроградского военного округа для немедленного и точного исполнения, рабочим Петрограда для сведения», но в течение короткого времени получил широкое распространение во всех воинских частях. Согласно этому приказу устанавливались новые права солдат, но на самом же деле он преследовал цель окончательно разложить армию, и стал примером узаконивания беспорядка, введенного Февральской революцией в жизнь войск. Солдаты в подавляющем большинстве увидели в нем лишь разрешение на неподчинение приказам. Воинская дисциплина заменялась не чем иным, как анархией.