…Вряд ли многие в те дни могли правильно оценить истинное значение поступка Михаила Александровича. Обстоятельства же сложились так, что сразу после опубликования его Манифеста, в Петрограде прекратилась стрельба, перестала литься кровь – как восставших, так и мирных граждан. Можно с полным основанием утверждать, что Михаил II Александрович
Глава двадцать восьмая
Снова в Гатчине
Михаил покинул квартиру Путятиных утром следующего дня, 4 марта. Накануне, пока юристы вносили поправки в текст Манифеста и согласовывали его с Михаилом Александровичем, сам он послал курьера с запиской Наташе. Он волновался о семье и обещал вернуться в Гатчину следующим утром: «Страшно занят и чрезвычайно устал. Расскажу много интересного… Нежно тебя целую. Весь твой Миша».
Теперь ему было незачем оставаться в Петрограде. В некотором смысле Михаил Александрович оказался не у дел, ему оставалось лишь надеяться, что Учредительное собрание поддержит идею конституционной монархии. Но этого можно ожидать не раньше, чем через несколько месяцев. Пока же власть находилась в руках Временного правительства, которому он ее и передал.
Когда Михаил вышел на лестницу из квартиры, где пробыл четыре дня, его ожидал сюрприз. На ступенях – до самого низа – выстроился караул. Когда великий князь стал спускаться к ожидавшей его машине, все приветствовали его радостными возгласами.
Но что будет дальше: за порогом гостеприимного дома, и особенно на железнодорожной станции? Там его может поджидать опасность… Михаилу Александровичу хорошо известно о постановлении Петроградского Совета об аресте царской семьи. А ведь он – один из Романовых. Правда, относительно него вынесено особое постановление о «фактическом аресте». Официально же объявлено, что великого князя Михаила необходимо подвергнуть «надзору революционной армии».
Манифест, составленный членами нового правительства и подписанный Михаилом, оказался достаточным аргументом в его пользу. Он сводил на «нет» требования Совета, направленные против великого князя. Страсти, по крайней мере, на некоторое время улеглись, и Михаил обнаружил, что возвращался домой чуть ли не триумфатором. В сопровождении машины с охраной, их с Джонсоном доставили к поезду, подготовленному специально для них на Балтийском вокзале. Там уже находился старый сослуживец великого князя – Я. Д. Юзефович, теперь уже генерал. На перроне Михаила Александровича ожидал очередной сюрприз. Возле вагона, в котором им предстояло ехать в Гатчину, выстроился отряд солдат. Когда он отдал им честь, те радостно закричали «ура»!
Мятежники, приветствующие великого князя? Определенно, эта сцена на Балтийском вокзале не лишена доли иронии. Но она доказывала, что трудное решение, принятое на Миллионной, 12, все же было правильным. Даже если такое отношение к Михаилу продлится и недолго, то сейчас его все-таки чествовали, а не преследовали. Он подумал: видимо, решение Временного правительства об охране «лиц императорского дома» все-таки вступило в силу.
Восстановление прежнего порядка со всеми вытекающими из этого последствиями, необходимое для руководства военными действиями, стало для него решающим фактором на совещании, состоявшемся на Миллионной улице. В тот вечер, объясняя все политические тонкости Манифеста княгине Путятиной, Михаил сказал, что он призван успокоить простой народ, дать возможность восставшим солдатам и рабочим понять причину всего случившегося и восстановить пошатнувшуюся в армии дисциплину. Примерно это он говорил и дома, в Гатчине. Брат «Бимбо», великий князь Георгий, который все дни Февральской революции провел в доме на Николаевской улице, 24, писал впоследствии: Михаил боялся, что если бы его сразу провозгласили императором, не зная общего настроения в стране, то страсти так никогда бы и не улеглись… Думается, правда в другом. Членам нового правительства Михаил Александрович оказался не нужен, и они не дали бы ему возможности нормально работать.
Но 4 марта Михаил мечтал лишь об одном – вернуться в тихую спокойную Гатчину из взбудораженного революцией Петрограда. В дневнике он написал, что «вздохнул с облегчением», когда, наконец, оказался дома. На следующий день, вместе с семьей, отправился в дворцовую церковь на воскресную службу. Перед обедом все вместе гуляли в парке, в котором многое напоминало ему детство и юность, катались на санях… А после чая читали газеты, которые вышли, наконец, после недельного перерыва.