В 1913 году она встретилась лицом к лицу с вдовствующей императрицей, но рядом был Михаил, готовый ее поддержать. На этот раз для поддержки она взяла с собой миссис Джонсон. Но к огромному удивлению Наташи встреча прошло очень хорошо. Внук так очаровал вдовствующую императрицу, что она не на шутку разволновалась и стала суетиться вокруг него. Казалось, она даже Наташей была довольна. Вернувшись домой, та, обескураженная подобным приемом, написала Личфилд-Спииру: «Она вела себя по отношения ко мне хорошо, но я чувствую, она не любит меня и никогда не простит за то, что я вышла замуж за ее сына. Она сказала, что я так сильно изменилась, что она никогда бы меня не узнала. А я не осмелилась спросить – в лучшую сторону или в худшую».
В действительности же Наташа произвела сильное впечатление на Марию Федоровну. На следующий день, еще раз встретившись с миссис Джонсон, Мария Федоровна сказала ей: «Какая красивая женщина, и такая очаровательная…» Конечно, это высказывание свекрови тут же стало известно Наташе, и она не удержалась – опять написала Личфилд-Спииру: «Я могу рассказать Вам это, потому что Вы достаточно хорошо меня знаете, чтобы понять: я очень скромный человек и вовсе не придерживаюсь того же мнения». Кокетство? Возможно, и так. Но разве не лестно услышать подобное мнение о себе от свекрови, которая многие годы тебя ненавидела и обвиняла чуть ли не во всех смертных грехах? А вдовствующая императрица… откуда у нее вдруг такое, совершенно неожиданное отношение к невестке?
Впрочем… Так ли все было на самом деле? Или Наташе просто очень хотелось, чтобы все оказалось именно
Мария Федоровна упорно отказывалась верить, что Михаил мертв, как и в то, что Николай и все члены его семья казнены большевиками в Екатеринбурге. Она так никогда и не признала факт их гибели, и всегда утверждала, вплоть до своей кончины – спустя девять лет, в Копенгагене, что все они остались живы. Во время их памятной встречи Наташа попыталась уверить свекровь, что Михаил в безопасности, хотя в ее собственном сердце давно уже таился страх. Возможно, Мария Федоровна почувствовала это, и в душе ее – вопреки собственному желанию – возникло невольное чувство благодарности к той, которую она столь долгие годы ненавидела? Да и что им, в сущности, теперь делить? Ведь обе они беззаветно любили одного и того же мужчину – только каждая по-своему. К тому же, она получила чудесный подарок на старости лет – возможность видеть маленького Джорджи, который, как оказалось, так похож на Мишу в детстве! А ведь Наташа – его мать…
А Наташины страхи все усиливались. 2 августа 1919 года она написала капитану Личфилд-Спииру: «Я чувствую себя совершенно подавленной. Несмотря на то, что у меня есть две хорошие новости о моем муже из России, одна – очень плохая от полковника Дэвидсона. Он написал миссис Джонсон, что больше нет надежды на то, что мой муж и ее сын живы. Это стало для меня настоящей открытой раной, я думаю об этом ночью и днем, и начинаю терять последнюю надежду. Увы! Так трудно жить, не имея ни малейшей надежды!»
Но надежда все же продолжала теплиться в ее сердце, даже после того, как до Наташи дошли самые мрачные новости. 15 сентября 1919 года адмирал А. В. Колчак, провозглашенный Советом министров Директории[304] Верховным правителем Российского государства, поручил своим помощникам дать ответ на запрос Н. С. Брасовой: «…Пожалуйста, передайте ей, что вся информация, которой я располагаю, не дает даже намека на то, что Великий Князь Михаил Александрович находится в настоящее время в Сибири или на Дальнем Востоке. Его местонахождение совершенно неизвестно после того, как его увезли… и все попытки обнаружить, где он находится, не дали никаких результатов».
Зато княгиня А. Г. Вяземская получила хорошие вести. Адмирал Колчак передал, что ее муж жив и здоров, он – «на Восточном фронте, его недавно видели в Омске». И вот в начале 1919 года Александра Гастоновна покинула Наташин дом и отправилась морем из Англии на Дальний Восток, на поиски мужа. Кстати, на одном с ней пароходе ехали два офицера, отправленные вдовствующей императрицей Марией Федоровной на поиски ее младшего сына, судьба которого оставалась неизвестной.
Наташа же продолжала себя успокаивать: ведь Колчак не утверждал, что Миша мертв, он лишь писал о том, что ничего не знает о месте его пребывания. Но иногда ее одолевала мысль – знай она, что Миши больше нет, она бы его оплакала и дала выход своему горю. А так… надежда становилась непрерывной пыткой. И все же даже в октябре 1919 года несчастная женщина отчаянно мечтала о том, что княгиня Вяземская, возможно, узнает что-нибудь о ее дорогом Мише.