Кроме ордена Подвязки, вниманию коллекционеров представили еще один Британский орден – Бани[315], русский – св. Андрея Первозванного[316], датский – Слона[317], цепь и звезду норвежского ордена св. Олафа[318], Рыцарский орден Дома Гогенцоллернов[319]и серебряную цепь к нему, австрийский орден «Золотого руна»[320], японский – Хризантемы[321] и ряд других. Была названа и приблизительная стоимость всех регалий – 10 тысяч фунтов стерлингов. Но на самом деле, как утверждает в воспоминаниях Тата, цена этой великолепной коллекции была значительно выше.
И все же она ликовала: «Целую неделю или около того мы наслаждались дорогими винами и изысканными блюдами». Но праздник оказался преждевременным. Сначала выразил недовольство Датский двор. В письме, полученном руководством аукциона Сотби, в ультимативной форме указывалось, что представленные здесь награды – не для продажи. Орден Слона тут же убрали. Вслед за этим поступило требование из Букингемского дворца – вернуть два Британских ордена. 12 декабря 1938 года газета «The Times» объясняла это существующим правилом: когда человек, награжденный одним из этих двух орденов, умирает, его наследники должны вернуть награду властям. Но они, однако, игнорировали одно очень важное обстоятельство: это правило не распространялось на членов Августейшей семьи. Неважно – Британской или зарубежной.
Дворцовые служащие в Лондоне вели себя корректно, но твердо. В разговоре с Татой они пообещали, что ее мать получит некую денежную компенсацию. Но дальше обещаний дело не пошло. Наталия Сергеевна так ничего и не получила за ордена мужа.
Примеру официальных лиц Британии, выступивших против продажи высоких наград, последовали и представители других стран. В результате их действий продажу орденов отменили. Только правительство одной страны, Японии, согласилось выкупить орден Хризантемы, которым наградило когда-то великого князя Михаила.
Потерпев полное фиаско, Наталия Сергеевна оказалась даже в худшем положении, чем прежде. Полученная ею сумма не могла покрыть расходы на услуги экспертов и посредников. Ей пришлось продать ряд дорогих ее сердцу вещей. Одной из них стала любимая Михаилом золотая флейта. Женщина ни на что не жаловалась, молчала, стойко перенося очередной удар судьбы. А вот Тата тогда очень за нее переживала: «Я могу лишь плакать, когда думаю о матери». И действительно, она ведь опять осталась ни с чем.
Но переживания дочери, видимо, оказались недолгими. Тата, живя в Англии, многие годы не видела, после случившегося на аукционе Сотби, свою мать. В сентябре 1939 года началась Вторая мировая война, и уже в июне 1940 года Париж оккупировали фашисты. Разорвалась последняя ниточка, связывавшая родных людей. Вплоть до окончания войны Тата не имела вестей о постаревшей матери. Лишь в 1946 году ее юная дочь Паулина смогла найти в Париже бабушку. Увидев ее, девушка пережила потрясение. Наталия Сергеевна по-прежнему ни на что не жаловалась, но невооруженным взглядом было видно, что она жила впроголодь, а ее одежда – хотя тщательно выстиранная и выглаженная, сильно изношена. Судя по воспоминаниям Паулины, на ее перчатках «из-за штопки не было живого места».
Теперь у Наталии Сергеевны не осталось и тени надежды получить деньги, принадлежавшие когда-то ее любимому мужу. Она жила в крохотной каморке, предоставленной ей из милости русской эмигранткой госпожой Анненковой. Денег она с Брасовой не брала, ей, казалось, доставляло огромное удовольствие наблюдать унижение этой некогда прекрасной женщины. Поэтому, до поры до времени, и терпела ее присутствие в собственном доме. А несчастная женщина упорно молчала. Ведь идти ей теперь было некуда.
Семья Мамонтовых, жившая в Париже, поддерживала ее как могла. Несмотря на давний развод с Сергеем Ивановичем, они по-доброму принимали и угощали Наталию Сергеевну, чем могли. Ведь бедняжка «выглядела такой бледной и худой». Иногда старые друзья, в том числе, князь Феликс Юсупов, посылали ей немного денег. Регулярно помогала и жившая в Англии внучка Паулина, ежемесячно выкраивая для нее некоторую сумму из своего заработка. Но все это – крохи, их не хватало на обеспеченную жизнь.
Через пять лет после того, как Паулина разыскала ее в послевоенном Париже, Наталия Сергеевна заболела. Она чувствовала – конец ее близок.
…Женщина лежала на узкой кровати, отвернувшись лицом к стене. Ей никого не хотелось видеть, ни с кем – общаться. Несколько месяцев назад у нее стала болеть грудь, и казалось, что с каждым днем – все сильнее. Она понимала: надо идти в больницу, обследоваться. Но на это нужны деньги, и немалые. А их у нее в последние годы едва хватало на полунищенское существование. Да и белье смущало: изношенное, штопаное не раз, пожелтевшее от времени. Как же она в таком виде покажется перед доктором?