Последний император. Жизнь и любовь Михаила Романова

Вот так и уходило драгоценное время – в раздумьях, сомнениях, стремлении смирить гордыню. Когда, наконец, она собрала необходимую сумму, урезав предварительно свой рацион до невозможного по обычным человеческим понятиям минимума, и пришла на прием к врачу, оказалось – поздно. Диагноз подтвердил ее худшие опасения. Рак. И надежды на спасение никакой.

Как об этом узнала квартирная хозяйка? Видно, по взгляду ее остановившемуся догадалась, по стонам, которые она не могла сдержать, когда накатывала адская боль, и они доносились до самых отдаленных уголков квартиры. Не пожалела… и раньше-то не больно ее жаловала, считала гордячкой, при каждом удобном случае старалась съязвить, унизить, подчеркнуть зависимое перед собой положение. А тут – и вовсе церемониться не стала. Выставила Наталию Сергеевну за дверь, даже не сказав ей доброго слова на прощанье. Ведь платить за комнату с выцветшими обоями и полусгнившей мебелью та не могла…

Что оставалось делать больной одинокой женщине, перешагнувшей семидесятилетний рубеж? Долго раздумывать не было – ни времени, ни сил. Стараясь скрыть слезы отчаяния, обратилась за помощью в благотворительное общество, к соотечественникам-эмигрантам. Тяжкое это для нее испытание. Но другого выхода эта гордая женщина найти не смогла…

В лечебнице Леннека – для бедняков, Брасову довольно быстро невзлюбили. Правда, в самые первые дни ее жизни там жалкие в своей обездоленности старухи-француженки все же пытались как-то помочь. Обыватели среднего достатка и особенно те, кто несколько богаче, довольно часто присылали туда вышедшую из моды одежду, обувь, белье. Порой попадались очень приличные вещи, надеть которые совсем не стыдно. И их находившиеся в лечебнице женщины носили, поминая добрым словом благодетелей. Как-то раз Наталии Сергеевне принесли платье – замысловатого фасона, хорошо сшитое, да и материя – из дорогих. Видно, надевала его бывшая хозяйка всего несколько раз.

Ей бы – обрадоваться, поблагодарить. Да хотя бы улыбнуться в ответ на добрый жест! Нет! Лишь небрежно скользнула взглядом по платью и, холодно усмехнувшись, сказала:

– Я такое не ношу…

Поведение нищей старухи обескуражило всех, кто стал невольным свидетелем этой сцены. Просто возмутительно! Что это она о себе возомнила? Можно подумать, что наряд, в котором она переступила порог богадельни, чем-то лучше. Да ничего подобного! Ему, пожалуй, лет двадцать, не меньше, давным-давно из моды вышел… А перчатки! Как только они у нее на руках держатся? Ведь тонкая ткань совсем истерлась – сплошная штопка! И при всем этом – презрительно молчит, ни с кем даже словом обмолвиться не хочет. Ведет себя, словно королева какая-нибудь…

Невдомек было этим несчастным, что они недалеки от истины.

Наталия Сергеевна действительно никому ничего не хотела объяснять, рассказывать о себе. Зачем? Да и поймут ли эти люди ее сердечную боль и тоску? Пусть лучше отчаяние уйдет вместе с ней из этого мира, в котором давно не осталось почти никого из тех, кто был ей когда-то бесконечно дорог. Из близких людей – лишь дочь и внучка. Но они – далеко, и вовсе не спешат к умирающей матери и бабушке…

Несчастная женщина закрыла глаза, тяжело вздохнула, стараясь сдержать непрошеные слезы. Еле слышно прошептала:

– Миша! Джорджи! Родные мои, любимые, где вы?

Ответом ей была тишина.

* * *

Наталия Сергеевна Брасова умерла в промозглый зимний день 1952 года, 23 января. Произошло это в Париже, вдали от родных пенат. Некогда одна из богатейших женщин России окончила земной путь в полной нищете. Не осталось даже денег на похороны. Такая вот горькая гримаса судьбы…

Представители церковной общины, русские эмигранты, узнав о ее смерти, деньги все-таки собрали. На надгробную плиту средств не хватило, но все же… Хорошо хоть за место на кладбище Пасси не нужно платить – Брасова заранее выкупила его для себя рядом с могилой сына Георгия.

Агент похоронного бюро никак не мог тогда, в горьком для нее 1931 году, когда погиб сын, взять в толк, зачем ей, молодой еще женщине, так рано беспокоиться о месте своего последнего упокоения?! И тогда Наталия Сергеевна, чуть приподняв вуаль, глухим от сдерживаемых рыданий, но все же твердым голосом, сказала:

– Это – мой каприз, понимаете? И я привыкла, чтобы мои желания исполнялись…

Агент, конечно, знал, кто стоит перед ним. Он молча, не задавая больше никаких вопросов, оформил необходимые бумаги. «Каприз» Брасовой был исполнен. И вот сейчас, спустя годы, ее непреклонная настойчивость оказалась как нельзя кстати.