Вскоре на пороге появился невзрачного вида рыжий юноша и подал своему начальнику черную меловую табличку.
— Кузнецов! — громко произнес шериф.
— Это мой брат, Стивен, — ответил грузный мужчина и вышел из толпы.
Шериф кивнул ему, предлагая зайти внутрь, подождал, пока тот закончит дела, и, только когда двое мужчин покинули офис, продолжил:
— Эдисон!
Гайка вдруг поняла, что не помнит фамилию Артура. Он определенно называл ее, и Берг ее называл, но вспомнить она не могла. Проклятье…
Толпа постепенно становилась меньше. Мимо прошло еще несколько человек, среди которых Анна узнала того приземистого мужика, которого вырубила сегодня в баре. Его тащили на себе, видимо, жена и сын, он еще не пришел в себя.
— Генри, как ты? — кудахтала над ним жена, та женщина, которая кричала на шерифа. — О боже, какой ненормальный тебя так?
Гайка нервно сглотнула. «Ненормальным» была она — побила ветерана, вполне возможно, ни за что.
— Джерард! — громко произнес шериф, и тут же, услышав, Гайка вспомнила, что это фамилия Артура.
— Джерард! — второй раз повторил шериф.
— Артур Джерард! — выкрикнула Гайка, затем почему-то добавила: — Это мой жених!
Шериф кивнул ей, и девушка прошла внутрь.
Рыжий парень сидел за столом, прямо напротив огороженных толстыми стальными решетками камер. Перед ним лежала огромная амбарная книга, куда он каллиграфическим почерком, экономя каждый миллиметр драгоценной бумаги, заносил фамилии преступников и суммы залогов.
— Фамилия? — спросил он, будто бы не слышал, как ее только что громко произнесли снаружи.
— Эм… Джерард.
— Эмджерард? — Он тут же начал проглядывать книгу.
— Нет, просто Джерард.
Юноша поднял на Гайку свои усталые глаза. Их краснота в сочетании с белой кожей и выпирающими передними резцами делала его похожим на кролика.
— Он буянил, пытался покалечить другого заключенного. Мы вкололи ему транквилизатор.
— Мне очень жаль, — только и смогла сказать Гайка. Ох уж и задаст же она ему трепку дома.
— Двести драхм, — коротко выдохнул парень.
Гайка уже хотела начать спорить с Кроликом насчет суммы штрафа, но до ее слуха донесся шум голосов с улицы.
— Блэк! — произнес кто-то. — Мне нужен Блэк, сейчас же! — Этот «кто-то» был явно не шериф.
Послышался ропот толпы, и буквально тут же распахнулись двери.
— Где эта ошибка духов? — произнес Джек-Джек.
Гайка узнала его голос, но поворачиваться не стала.
«Вот дерьмо!» — устало подумала она. Если Джек-Джек ее увидит, ничего хорошего из этого не выйдет.
— Вторая камера, сэр! — буквально отрапортовал Кролик, вытянувшись по струнке. — Ключи…
— Мне не нужны ключи. — Наемник направился к камере.
Гайка извлекла из кармана немного купюр и начала их медленно пересчитывать.
— О, Джек! Слава духам, ты здесь!
— А чего ты радуешься?
На минуту повисла тишина.
— Ты ведь вытащишь меня отсюда? Мистер Шоу, он…
— Мистер Шоу прислал меня удостовериться, что ты отправишься колоть гранит.
— Но я…
— Ты принес ему костюм, и мистер Шоу выразил свою благодарность. Это все. Теперь ты пытаешься прикрываться его именем, когда попадаешь в неприятности? Ты никто, Блэк. Старая развалина. Неудачник.
— Но, Джек, я…
— Мое имя Джек-Джек, запомни. — Наемник резко развернулся и направился к двери. — Игорь, запиши ему двойной срок за оскорбление представителя закона, и… у него с собой не оказалось денег.
Гайка отсчитала последнюю купюру, когда Джек-Джек уже был у двери.
— Секундочку, — произнес Кролик, что-то записывая в книгу.
— Стой! Стой! — завопил Блэк, будто его резали, но Джек-Джек даже не притормозил. — Тот парень, он здесь!
— Какой еще парень? — раздраженно кинул Джек-Джек.
— Тот, у которого я забрал костюм, инженер!
Сердце Гайки замерло.
— Мисс? — спросил Кролик, пытаясь взять у нее деньги из руки, но она так сильно сжала купюры, что у него ничего не получилось.
— Что? — переспросил Джек-Джек.
— Он нашел меня в баре, избил. Это он затеял драку.
— И где же он сейчас?
— Я же говорю, здесь, в камере! Да вот же его баба стоит!
Гайка почувствовала, как хищная улыбка впивается ей в спину.
— Анюта?
…Свет был другим.
На концах железных столбов, вкопанных в землю, танцевал прирученный людьми огонь. Его желтое свечение разливалось по улицам неравномерным бушующим потоком, образуя почти осязаемые иссиня-черные тени. Свет не разрушал тьму, как ему было положено, а, наоборот, делал ее густой, непроглядной, живой.
Мышка никогда не боялась темноты. Но сейчас по какой-то причине ей было неприятно вглядываться в переулки — каждый раз дрожь пробегала по спине и шерсть вставала дыбом. Казалось, из темноты кто-то наблюдает за ней.