Последний из Двадцати (СИ)

Руну страшно хотелось костра. Снять вымокшие от пота сапоги, размотать тряпицу портянок, сунуть уставшие, горящие огнём пятки в холодную воду. Обогреть руки. Пощекотать ноздри запахом свежей каши. Ещё никогда он не думал, что будет так рад видеть всё, что окружает его.

Потому что оно естественно, потому что оно знакомо.

Он бросил взгляд на механическую куклу и ему показалось, что он слышит хохот самого безумия.

Последнее кружило над ними воздушным змеем: ей удалось прибрать к рукам головореза, но того точно было мало. Ядом она булькала в душе чародея — битва с самим собой не прошла для него даром. Всё то, что он прятал, о чём заставлял себя молчать, было сказано. Плевать, что говорит чернь вокруг, но когда ешь поедом сам себя, прямо как Мик…

Печать безумия лежала на их лицах. Читль стала задумчива и молчалива. Ему вспомнилось, как пришлось отобрать у пышногрудой девицы рот, лишив её возможности говорить, а что сейчас? Надо было доставать клещи, чтобы вытянуть из неё хоть слово. Так ли давно это всё было…

Лий стоял на пороге. Мальчишка выбрался из лап мглы сумасшествия седым. Что ему там виделось, знал только он и Рун знал, что не расскажет.

Ска была сломана — не надо было быть Чавьером, чтобы это осознать. При каждом шаге внутри неё что-то хрустело — даже Кианору не удалось испортить её так, как это сделал лже-Рун.

Парень велел ей запустить протоколы самовосстановления, но знал, что оно бесполезно — при ней нет инструментов и деталей. Мелкий внутренний ремонт и диагностика были лишь едва унимающим боль бальзамом.

— Ска?

— Да, господин? — она отозвалась ему с привычной готовностью. Рун облизнул высохшие губы, прочистил горло, бросил взгляд на баюкающего самого себя разбойника. Великан теперь смотрелся жалко и страшно нелепо. Догадки, терзавшие чародея, наконец, решили облечь себя в слово и торопились на язык. Рун чуял, как с ног до головы его, почему-то, колотит дрожь неуверенности. Будто совесть, стоящая за спиной с огромной дубиной, елейно вопрошала его — а не жаждет ли он часом вылить на ту, без которой они не увидели бы белого света помои обвинений?

Рун сглотнул, Рун жаждал.

— Ты ведь нашла его первым.

Автоматон проявила наглость и решила, что имеет право не отвечать. Рун не настаивал, но не унимался.

— Ты нашла его раньше, чем остальных. Раньше чем меня.

Он швырнул ей под ноги нож с белой рукоятью. Только здесь и сейчас, при лунном свете чародею удалось разглядеть, что это кость какого-то животного. Глаза механической куклы вспыхнули жёлтым — она изучала нож так, словно видела его в первый раз.

— При нём был нож. Этот нож. Или рядом с ним. Ты отшвырнула его подальше. Ты отшвырнула его подальше?

— Да, господин.

Рун кивнул. Врать и увиливать автоматон не станет и не сможет. Впрочем, и говорить больше того, чем он от неё требует тоже…

Парень вдруг понял, что ничего не может поделать с этой информацией. Ска же подняла на него глаза.

— Он угрожал вам, господин. Каждую секунду, что находился рядом.

Рун чуть не икнул. В её словах он увидел свет ответа на так и не заданный им вопрос. Он хрустнул шеей, отвёл взгляд.

Есть ли что-то, что способно свести автоматона с ума? Выбить из колеи? Заставить сбоить изначально выстроенные алгоритмы и протоколы.

Рун только сейчас понял, что Ска была в напряжении всё это время. Ему вспомнилось то, что он старательно гнал прочь из головы. То, что на лице механической куклы проступало облегчение, когда малурит плевал в голову разбойнику — потому что именно тогда она, наконец, соблюдала протокол безопасности своего хозяина.

Она сумела победить своё безумие раньше остальных. Знала, что Мик сойдёт с ума? Надеялась?

Разве что диагностировала…

— Он больше никогда не придёт в себя? — парень едва не прикусил язык, когда не смог понять, чего же в его вопросе больше; любопытства или опасения.

— Недостаточно данных для ответа на ваш вопрос, господин. Требуется полноценное сканирование. Требуется наблюдение за субъектом. Желаете, чтобы я начала?

Парень отрицательно покачал головой. Выдохнул, вдруг поймав себя на том, что мысль о абсолютном безумии разбойника греет ему душу.

Несчастный ел себя без устали. Смотреть на это было жутко, но Рун смотрел, словно боялся пропустить. Вздрогнул, когда его плеча коснулась ладонь — от былой робости и неуверенности Читль не осталось и следа. Сейчас она была самоуверенной, как никогда. Рун подозрительно прищурился — резкие перемены в поведении рабыни — рабыни ли? — его вовсе не радовали.

— Кулькат адла чаткуд'хи кли, — вымолвила она и кивнула на автоматона. Ска ответила на тот вопрос, который ещё только формировался в его голове.

— Виранка просит с вами разговора, господин. Наедине.

Ну, забубнил в его голове старый Мяхар, приехали, малец. У парня тут же всё похолодело внутри. Что-то подсказывало ему, что перед ним теперь стоит совершенно иной человек.

Та Читль, какой она была до того, как стала пленницей великана.

— Нет, — вдруг ответил он. Виранка широко раскрыла глаза, удивилась, сделала вид, будто не расслышала ответа.

Рун повторил.