Последний из Двадцати (СИ)

Но к великому неудовольствию Ска сейчас тащился за разбойником.

Читль вела себя иначе, чем раньше. От послушной рабыни как будто бы не осталось и следа — в её взгляде появилось что-то новое.

Двадцатый вспомнил, как подскочил к ней, когда она рухнула без чувств. Исчезновение ещё одного, пусть и фальшивого хозяина ударило по ней. Из носа несчастной до сих пор текла кровь. Без платья, но с невесть откуда взявшимся платком, она вытирала им лицо. Методично и ритмично, будто это стало новым смыслом её жизни.

Меньше всех пострадал Лий — заика казался вполне нормальным. Впрочем, парень не спешил с ним говорить — лишь безучастно предлагал. "Вставай, пошли" — и Лий исполнял молча.

Из облака всегда было два выхода — в потёмках можно было отыскать путь самому. А можно дождаться, когда мана уляжется, рассеется и мир, хоть и изменившийся донельзя, вновь окажется перед глазами.

Через неделю, а может две. Учитель фехтования не распространялся, но многие знали, что он бросил вызов самому безумию и сумел выйти победителем: продержался три недели.

Рун не желал здесь оставаться и лишней секунды.

— Там, — вдруг указала пальцем на какую-то непонятную гору автоматон. Рун щурил глаза и заставлял светляк быть ярче прежнего.

Гора вдруг зашевелилась. Неестественно, дико, отрывисто.

Признать в ней пышущего силой и могуществом великана можно было разве что тронувшись умом. Парень сделал к нему шаг, но его тотчас же остановила Ска, отрицательно покачала головой.

— Нож! Дайте кто-нибудь нож! Резать! Я не могу! — разбойник силился встать на ноги, но был обречён. Рун увидел лишь мгновение спустя, что правая рука негодяя зажата меж двух камней, словно тисками. Разбойник дёрнулся на шум его шага, тут же испытующе сверкнули полные отчаяния глаза.

— Ты! — Мик потянулся свободной рукой к чародею, загребая воздух. Больше всего великан напоминал пойманную в силки жирную крысу. Рун качнул головой, прогоняя жуткое сравнение: где-то внутри всё ещё был жив образ крысиной Виски.

— Нож! У тебя есть нож?

Лицо головореза было испачкано кровью от макушки и до подбородка. Словно заядлый трупожорец, он оскалился улыбкой счастливого идиота.

И только тогда парень увидел то, чего не стоило.

Разбойник грыз собственную руку. Под ногами великана лежали клоки кожи и отгрызенного мяса — но едва дикая боль заставляла Мика отстраниться — укус зарастал, обрастал плотью и кожей.

— Они рядом, слышишь? Ты слышишь, как они стрекочут?

Рун не слышал. Мальчишка молчал, осознавая, что скорее всего он пришёл слишком поздно.

Тяжёлое дыхание вырывалось из глотки головореза вместе с хрипом. Забывшись, он вновь вгрызся в собственную плоть. Рукав того, что можно было бы принять за рубаху вымок насквозь и, кажется, давно сменил цвет на карминово-красный.

Нож.

Парень вдруг вспомнил, что при Мике всегда была хоть одна, хоть почти игрушечная, но остро заточенная железка.

— Рудокоп! Айна! Минно! Никого нет. Нож. Слышите? Они шепчут, они скребутся друг о дружку! Дайте! Мне! Нож!

Рун осмотрел камень, что пленил разбойника — это был обычный булыжник. Юный чародей заставил его треснуть: тот сначала пошёл трещинами и лишь затем раскрошился. Мик получил долгожданную свободу.

Мик остался в несвободе навсегда.

— Нож! Мне надо отрезать! Иначе никак… никак! Рудокоп! Айна! Минно!

Осмотрев собственную кисть с растопыренными пальцами, он вдруг сызнова вцепился в самого себя зубами. Рун сделал шаг в сторону, что-то задел ногой — на земле лежал ранее невиданный им нож родом из очередного тайника головореза. Парень бросил взгляд на него и всё понял…

Глава тринадцатая, Безумный план

Связывать разбойника не было нужды. Они вытащили тушу великана едва ли не силком — выволакивать его из мрака помогали даже Читль и Лий. У Ска не было выбора, была лишь воля господина. Едва перед глазами рассеялась дымка окружавшей их мглы, а все они, уставшие и злые, выдохнули, швырнув Мика наземь, Рун понял.

Понял, что им удалось вытащить только Мика, а не его рассудок. Поле безумия кивнуло в ответ — кто-то же должен был заплатить за то, чтобы вы остались в здравом уме? А впрочем…

Юный чародей не развивал догадок, но они настырно ползли ему в голову, забивали собой мысли, мешали думать.

Когда опустилась ночь… Рун не знал, когда она опустилась. До того, как они вышли из мрака безумия, позже ли? Их вывела Ска — лишь по приборам. Рун был ей бескрайне благодарен — магия, на которую он привык полагаться, здесь бы не помогла.

Тишина стала их извечным спутником. Разве здравому рассудку нужны слова? Они требуются лишь безумию…

Разбойник сидел на коленях, раскачиваясь из стороны в сторону. Он не оставил собственную руку в покое — ел её поедом, без устали, подвывая, словно израненый пёс. Знал ли тот, кто застал последние мгновения Матриарха и добивал обитателей шпиля своими руками, что кончит именно так?