Последний камень (СИ)

Он повернулся к королю, чтобы сказать ему пару слов, а Рейчел молча и покорно встала за его кресло. Рука по-прежнему болела, но что такое боль по сравнению с безнадежностью и тоской, охватившими ее? Теперь ближайшие три года в Надор она не вернется, а если все пойдет еще хуже, если человек, принесший ее семье столько бедствий, раскроет девицу Окделл, то ее от позора избавит только смерть. И для рода Окделла все будет кончено. В ее силах было только держаться прямо, смотреть гордо, и, как может, делать вид, что произошедшее нисколько не смутило Ричарда Окделла. Нельзя было давать клятву, следовало забыть от идущую от кардинала угрозу, но время вспять не повернуть и придется лишь пожинать плоды. Рейчел отвела взгляд от высокой спинки кресла и темного затылка сидевшего в нем мужчины, и посмотрела на Дорака. Это была страшная игра в гляделки, поскольку кардинал Сильвестр, перебирая пальцами алые бусины четок, смотрел на нее в ответ, не мигая. Знает ли он? Неважно!

Рейчел глубоко вздохнула, пытаясь привести нервы и мысли в порядок, а потом взглянула на королеву. Та была молода, нежна и спокойна, но почему-то девушке показалось, что это — лишь маска на бледном лице Катарины Оллар. В столице многим женщинам приходится надевать маски фальши и двуличия. Об этом Рейчел никто не говорил, однако она догадывалась, судя по себе. Если здесь и есть счастливицы, на чьи слабые плечи не возложена эта тяжелая ноша, то остается им по-доброму позавидовать и все.

Матушка и Эйвон рассказывали, что Катарину Ариго выдали замуж за Фердинанда из-за попытки ее братьев поднять восстание, и Рейчел сочувствовала королеве. Так нелепо сложилось в Талигойе, что мужчины совершали необдуманные поступки, а их родственницы обречены на всю жизнь надеть маски, ради спасения своей семьи. И дочери Эгмонта повезло немного больше, чем сестре Гийома и Йорама. Возле Катарины Рейчел увидела эра Августа Штанцлера, спокойного, но с уставшим, как показалось девушке, лицом. Он улыбнулся ей, но от этого не стало легче. Будь Рейчел мужчиной на самом деле, она чувствовала бы себя гораздо спокойнее, однако чего нет, того нет. Пока Штанцлер на стороне Ричарда Окделла, все будет хорошо.

Остаток этого дня прошел для Рейчел словно в тумане: она куда-то ехала, вяло перебирая поводья озябшими от волнения пальцами, слышала чьи-то слова, на талиге и кэналли, но единственное, что осознавала совершенно точно: Рокэ уехал сразу после того, как они добрались до его особняка. Или просто ушел к себе. Так или иначе, тем девушка не видела черных, забранных в хвост волос, синего колета, бледного лица, и не слышала насмешливого бархатного голоса. И славно. Ей не хотелось разговаривать с убийцей отца раньше завтрашнего утра, и Рокэ, наверное, это понял. Хотя, скорее всего, просто предоставил оруженосца самому себе и уехал по делам, незачем полагать, будто Первый маршал печется об ее удобстве.

— Дор Рикардо, вот ваша комната, — смуглая и крепкая рука слуги открыла перед ней дверь.

— Спасибо.

В голове шумело, сердце продолжало биться так же часто, а к горлу подступало болезненное удушье. Опять… В детстве от него чуть не умерла Айрис, а Рейчел повезло не страдать сильными приступами, но все-таки надорский лекарь просил «герцога» быть осторожнее.

— Желаете ли чего-нибудь?

— Нет.

Нестерпимо хотелось пить и снять колет, а с распухшей донельзя рукой это будет неудобно, но гордость не позволила Рейчел попросить о помощи. К тому же, всегда имеется шанс разоблачения, так что слугам Алвы доверять нельзя в первую очередь — после него самого, разумеется. Сев на мягкую кровать, девушка облизала пересохшие губы, сглотнула и принялась расстегивать здоровой рукой пуговицы на колете. Если она сумела как-то снять унарские тряпки и надеть свою одежду утром, то сможет и сейчас. Но теперь рука болела сильнее.

В конце концов, промучившись до вечера, Рейчел смогла снять колет и сапоги, а потом улеглась в кровать. Засыпать было непривычно, поскольку в Надоре и в Лаик постели жесткие и холодные. Тут же, как и полагается для дома Первого маршала, везде присутствовала роскошь, человек, убивший ее отца, не экономил на жизненных благах, в то время, как в Надоре недоедали и носили серое траурное тряпье! И все-таки, несмотря на растерянность и злость, Рейчел смогла уснуть, причем довольно крепко.

Ей приснились Надор, мать с сестрами, и фальшивая свадьба, на которую Тристам прибыл в женском платье. Она же, Рейчел Окделл, надела привычные колет со штанами, и, после того, как отец Маттео долго и нудно их обвенчал, стало очевидно, что перед ней не Тристам и даже не Рокслей. Лицо ее мужа оказалось вдруг скрыто темной маской, изменились голос и поступь, а из-под головного убора выбивались светло-русые кудри. Рейчел почувствовала себя расстроенной и обманутой, поскольку подмена жениха или невесты другим человеком — плохая примета. Но ведь и происходила сама свадьба с подменой, поэтому ложному наследнику Окделла ничего не оставалось, кроме как принять все как есть.