Последний камень (СИ)

Думать некогда, Фабианов день уже завтра, но разве ей что-то мешает задержаться в столице на несколько дней? Впрочем, кузен знал больше, чем Рейчел, и тут же огорошил известием, что сразу после Фабианова дня герцог Окделл будет выпровожен из Олларии. Значит, не удастся наладить дружескую связь с Валентином и проникнуть к кардиналу Сильвестру, но тем лучше. Меньше подозрений она вызовет своими действиями. Но, узнав от расстроенного Реджинальда, что отправят ее только послезавтра, Рейчел решила воспользоваться этой прекрасной выпавшей возможностью.

В Лаик она вернулась настолько подавленная и задумчивая, что даже придирчивый Арамона не стал ничего говорить. Самым лучшим девушке казалось пробраться в кабинет интригана Дорака, перед этим как-нибудь выманив его, и просмотреть бумаги на предмет доносов от Арамоны. Если же ее схватят, можно придумать любую незамысловатую чушь, но в таком случае риск разоблачения возрастет в разы. И тем не менее, стоило попробовать…

Об этом Рейчел стала думать в своей комнате, поглядывая с легкой тревогой на маленькое рыжее пламя свечи. Если же ей суждено попасться Дораку в руки, придется сказать, что ему следует пореже верить кляузам. Это будет дерзко и нагло, однако Рейчел считала, что кардинал должен это услышать именно от нее. А потом она добавит, что короны достоин только человек из дома Раканов и что Франциск Первый — самодур. Можно как следует пройтись и по его потомку, который прославится в будущем разве что своими бесполезностью и бездельем, но больше них всех Рейчел ненавидела Первого маршала Талига. Если бы не он, Эгмонт Окделл был бы жив, а ей не пришлось бы боязливо прятаться под ветхой личиной несуществующего герцога.

В углу завозилась неведомо откуда и каким образом явившаяся крыса, которую до этого Рейчел видела лишь в первый вечер пребывания здесь. Серо-бурый зверек с длинным голым хвостиком и черными, блестящими, словно бусинки глазами, застыл, с каким-то жестким любопытством взирал на привставшую Рейчел.

Желая забыть о своих многочисленных тягостных мыслях, перспективах, волнениях, девушка осторожно шагнула в угол комнаты, медленно присела на корточки и коснулась кончиками пальцев короткой, чуть колючей крысиной шерсти.

Но зверек резко повернул голову и острые мелкие зубы на несколько мгновений сомкнулись на руке Рейчел. С ее уст сорвался короткий болезненный вскрик, но был он не звонким и не визгливым. Повезло… Бросившись обратно, словно кем-то подтолкнутая, Рейчел схватила здоровой рукой толстый том Книги Ожидания и обернулась, чтобы швырнуть им в обидчицу. Однако ее ждало разочарование: комната была пуста, а пол чист. Даже не единого клочка крысиной шерсти не валялось в углу.

Словно напавшей на нее крысы и не было вовсе.

========== Глава 13. Фабианов день ==========

Утро не принесло ничего хорошего, кроме тупой, тягучей боли в руке и лихорадочных мыслей о том, что теперь делать. Рейчел пыталась прижечь рану, но, судя по тому, как кисть распухла, это не принесло особых результатов, а скорее усугубило ее положение. Морщась от боли, девушка кое-как надела куртку и плащ, потому что почти не раздевалась, и открыла уже незапертую дверь тому, кто уже минуту настойчиво стучался.

Желающими поговорить с ней оказались Норберт и Иоганн, уже вполне готовые к церемонии на площади Святого Фабиана. Особенно серьезным был Иоганн, чего от него Рейчел никак не ожидала, помня, что умный близнец — это Норберт. Хотя, она могла и перепутать эти бледные одинаковые лица, что очень возможно. Но говорить ничего девушка не стала, лишь тихо поздоровалась.

— Мы видим, ты не так, Рихард, — пробасил Иоганн.

— Ты вчера вернулся очень задумчивым и удрученным, — а это, кажется, Норберт. — Что плохого ты узнавал?

— Все в порядке, я просто долго ездил по столице и устал, — Рейчел приподняла уголки губ, показывая, что поводов для волнения нет, и спрятала руки за спину.

— Мы есть твои друзья, Рихард. Ты есть плохо лгать. Приехал вчера с одним лицом, а приехал с другим.

Рейчел не догадывалась, что Катершванцы настолько внимательны и проницательны, потому что эр Штанцлер рассказывал о них, как о могучих торкских медведях, у которого в головах ничего, кроме тактики ведения боя. Как оказалось, все иначе. Но больше всего девушку тронуло иное: никто прежде, после смерти отца, не заботился о ней так же старательно. Даже матушка. Особенно матушка…

— Меня отправят домой, — выдохнула она, чувствуя, как заливаются щеки румянцем.

— Но ты же хотел ехать в Окделл, в замок Надор, — изменился в лице Иоганн. — Или я не так?

— Хотела, но… — Рейчел почувствовала смятение.

А чего, собственно говоря, она хочет сейчас, не считая желания избавиться от боли в руке? Простого или великого? Если вернуться домой и забыть о столице, как о страшном сне, то это может дурно сказаться на состоянии руки, а если великого, то она опять же подвергнет себя опасности разоблачения. Остаться в Олларии, чтобы добраться до лекаря — как смешно и как недостойно Человека Чести… Пусть даже этот Человек Чести — шестнадцатилетняя, измученная неизвестностью девица.