Последний хранитель вечности

убитого говорили о том, что его задушили или ему свернули шею. Что же

здесь произошло? Приехал ли гость, который должен был привезти книгу или

нет? Если да, то где она сейчас? У Капюшона? Тогда что дальше? Что делать?

Что делать дальше?

Милиция приехала не очень быстро. Полковник знал старшего следователя,

руководителя группы, поэтому объяснения по поводу их ночного визита было

недолгим. Пока работали эксперты, все трое сидели на кухне и ждали предварительных

результатов. Спустя минут сорок, на кухню зашел главный и сообщил, что

Фомину свернули шею.

— Ну, об этом мы и сами догадались, — сказал Васильков.

Но где-то в глубине души Паша сомневался в однозначности происшедшего.

Почерк, конечно, знакомый, но, по большому счету, шею коллекционеру свернуть

мог кто угодно. Он сам жаловался, что много нечестных людей вокруг его

бизнеса. И пропасть из квартиры могло всё что угодно. Полной описи имущества

покойный наверняка не составлял. Так что остаются одни догадки.

— Да, но как свернули! — продолжил следователь. — Я такого еще не видел.

— И что же интересного вы нашли? — спросил Лукьянов.

— Смерть наступила часа два назад, даже чуть больше. Точнее определят

на вскрытии. Пока же могу сказать, что его приподняли над полом, держа

за шею одной рукой, и встряхнули. Шейные позвонки не просто сломаны, они

скорее разорваны. Понимаете, в чем фокус?

— А дедушка-то килограмм за сто весит… — удивился Иваныч.

— Вот и я о том же. Это какой силой нужно обладать, чтобы не просто поднять

одной рукой центнер, а еще и встряхнуть его?

— Да, весёлая у тебя задачка… — посочувствовал следователю дядя Леша.

— И не говори.

— Ну, тогда не будем мешать. Мы потопали, если не возражаешь.

— Шагайте, — махнул рукой следователь.

— Ты если что узнаешь, шепни на ушко, — уже стоя в дверях, попросил полковник.

— Если, конечно, можно будет.

— Хорошо.

Спускаться по лестнице было так же противно, как и подниматься. У дверей

подъезда стояли два милиционера, а позади Пашиного Фольксвагена желтый

Рафик следственной бригады. Искатели приключений быстро погрузились в

транспортное средство и ретировались с места столь драматических событий.

Выехав на улицу Герцена, Васильков остановил машину.

— Ну что же, попробуем сделать выводы?

— Давай попробуем, — поддержал его полковник. — У тебя есть уже соображения?

— Сомнений нет, это был Капюшон. Кто еще может с такой силой свернуть

шею? Да, и это его любимый приём.

— Отсюда возникает вопрос, — продолжил полковник. — Первое — приходил

ли человек, который должен был принести летопись или нет? Второе — была

ли она в доме в тот момент, когда убили Фомина или нет? Если была, то

забрал её Капюшон или нет? Он же мог её просто не найти.

— Мог. Тогда она где-то в квартире.

— Я поговорю с Серебряниковым, он нас пустит в квартиру. Поищем. Может,

что и найдем.

На том и расстались.

Через несколько дней, после очередного заседания клуба, сидя в машине

Василькова, троица обсудила достигнутые успехи. Успехов не было. Почти

две недели прошли впустую. Никаких следов, никаких зацепок. Ничего.

— Вот такие вот дела, Паша. Серебряников сказал, что они проверили, с

кем Фомин говорил в день смерти по телефону. Звонка было три. Один раз

он звонил тебе, и два раза звонили ему из телефона-автомата, — рассказывал

полковник.

— Не отчаивайтесь. Найдём выход. Должны найти! — подбодрил Иваныч.

— Да, должны, — согласился Васильков. — Дол-жны най-ти. Най-ти дол… —

он вдруг перестал распевать, облизал губы и, подняв указательный палец

вверх, торжественно провозгласил: — И-де-я!

Двое пашиных друзей вопросительно и нетерпеливо смотрели на него. Паша

не торопился объявлять свою идею. Он додумывал её до конца, чтобы вдруг

не потерять нить мысли. Когда, наконец, это свершилось….

— Значит так. Когда меня колотили в ментовке, то там была одна барышня,

она помогла мне подняться и сесть на скамейку. У меня выбился наружу вот

этот медальон, — Паша продемонстрировал медальон. — Так вот эта барышня

сказала, что где-то его уже видела.

— Ну и что? — не понял полковник.

— А то, дядь Лёш, что такой рисунок может быть только в одном случае.

Если вещь имеет отношение к ордену «Хранителей вечности». А если это летопись?!

— Да, — согласился полковник, — занятная мыслишка. Надо заехать в отделение

и узнать, что это за барышня? Где живёт, работает?

— Съезди, узнай. А где она работает, я и сам знаю.

— Откуда?

— Задумайся, Иваныч. Красивая девушка сидит в кутузке. Местных ментов

знает как облупленных. Тверская рядом. Ну, есть варианты?

— Только один, — отозвался Иваныч, — проститутка.

— Ну, это еще не факт, — заметил полковник.

— Конечно, не факт. Только…. Слушай, дядь Лёш! Давай подождем с отделением.

Может, на самом деле, она на панели? Лишний раз её светить, только неприятности

подарим. Нас там и так долго помнить будут.

— Она без твоей помощи засвечена под самый не балуй. Ну ладно, будь

по-твоему, попробуем сами.

— Спасибо, полковник.

— Слушай, я до знакомства с тобой, столько раз не пользовался служебным

положением, сколько теперь.

— Сам навязался в помощники. Теперь терпи.

— Я тебя уже пять лет терплю.