— Даже и близко не возникает, доктор. И вот что я вам скажу: вы можете анализировать все части моей жизни, добавлять к ним землетрясения, пожары, наводнения, уличные беспорядки и даже Вьетнам, но когда мы с Паундзом оказались один на один за той стеклянной загородкой, все это не играло совершенно никакой роли. Можете называть это хоть амоком, хоть как угодно. Иногда момент — единственное, что играет роль, и в тот момент я поступил так, как должен был поступить. И если эти сессии призваны заставить меня считать, что я поступил неправильно, давайте закончим здесь и сейчас. Позавчера Ирвинг поймал меня в вестибюле и предложил подумать о том, не стоит ли мне извиниться перед Паундзом. Так вот, хрен ему, а не извинения. Я поступил правильно.
Инохос кивнула и заерзала в своем кресле. Выражение ее лица стало еще более встревоженным, чем было во время его обличительной речи. Наконец она взглянула на часы, и он последовал ее примеру. Время приема закончилось.
— Что, — спросил он ее, — я отбросил достижения психотерапии на столетие назад?
— Нет, вовсе нет. Чем больше ты узнаешь человека и чем глубже погружаешься в его обстоятельства, тем лучше понимаешь, что движет людьми в целом. Поэтому-то я так и люблю свою работу.
— Могу ровно то же самое сказать о себе.
— Вы говорили с лейтенантом Паундзом после того инцидента?
— Я видел его, когда заходил отдать ключи от машины. Он велел мне ее сдать. Когда я зашел к нему в кабинет, он едва не впал в истерику. Он полное ничтожество, и, думаю, сам прекрасно это знает.
— Обычно с такими людьми так и бывает.
Босх наклонился вперед, готовый подняться и уйти, но тут его взгляд упал на конверт, который Инохос отодвинула на край стола.
— Так что вы решили насчет фотографий?
— Я знала, что вы напомните мне о них.
Она посмотрела на конверт и нахмурилась.
— Мне нужно подумать. Это непростой вопрос. Могу я оставить их у себя до вашего возвращения из Флориды? Или они вам понадобятся?
— Пусть побудут у вас.
Глава 22
В четыре сорок утра по калифорнийскому времени самолет приземлился в аэропорту Тампы. Босх с мутными от недосыпа глазами, прильнув к иллюминатору салона экономкласса, смотрел, как за стеклом занимается первый в его жизни флоридский рассвет. Пока они подруливали к терминалу, он снял часы и перевел стрелки на три часа вперед. Ему очень хотелось завалиться в ближайший к аэропорту мотель и поспать, но время поджимало. Если верить автомобильной карте, которую он с собой захватил, до Венеции было еще как минимум два часа езды.
— До чего же приятно видеть голубое небо!
Это была женщина, сидевшая в соседнем кресле, у прохода. Она всем телом подалась вбок и вперед, как и он, тоже глядя в иллюминатор. Хотя на вид ей можно было дать лет сорок пять, волосы у нее поседели до срока и были практически белыми. На взлете они уже перекинулись парой слов; в отличие от Босха, который ненадолго летел во Флориду по делам, она возвращалась в родные края после пяти лет жизни в Городе ангелов. Босх не стал спрашивать, к чему или к кому она возвращается, но ему было бы интересно узнать, поседела она еще до или уже после того, как пять лет назад приземлилась в Лос-Анджелесе.
— Угу, — отозвался он. — Эти ночные перелеты, кажется, длятся целую вечность.
— Нет, я имею в виду смог. Здесь его нет.
Босх покосился на нее, потом снова перевел взгляд на небо в иллюминаторе:
— Пока нет.
Впрочем, она была права. Здешнее небо радовало глаз яркой голубизной, которую ему нечасто доводилось видеть в Лос-Анджелесе. Это была безмятежная лазурь, по которой, точно сны, проплывали белоснежные купы кучевых облаков.
Пассажиры потянулись к выходу из самолета. Босх дождался, пока салон опустеет, поднялся и потянулся, разминая затекшую спину. Позвонки захрустели, точно падающие костяшки домино. Он снял с багажной полки дорожную сумку и зашагал по проходу.
Едва он ступил на трап, как его влажным нагретым полотенцем накрыла флоридская душная жара. Он поспешил нырнуть в кондиционированную прохладу терминала и решил, что, пожалуй, брать напрокат кабриолет все-таки не станет.
Полчаса спустя он уже мчал по шоссе 275, проложенному через залив Тампа, на еще одном арендованном «мустанге». Окна были наглухо закрыты, и кондиционер работал на полную мощность, но с Босха все равно градом лил пот. Непривычно высокая влажность делала свое дело.
Больше всего его поразило то, что Флорида оказалась плоской, как стол. За сорок пять минут езды нигде не промелькнуло ни единого холма, пока впереди не показалась рукотворная горбатая громада моста Скайвей, перекинутого через устье залива Тампа. Босх знал, что мост этот построен на месте другого, который рухнул после того, как в одну из его опор врезался сухогруз, но бесстрашно въехал на него и помчал вперед с превышением скорости. В конце концов, он прилетел из Лос-Анджелеса, где после землетрясения неофициальный верхний предел скорости проезда