— Послушай, Босх, я понимаю, что вы все сейчас чертовски высокого о себе мнения, но и мы в наше время тоже в своем деле кое-что смыслили.
— Простите.
— На пряжке действительно было обнаружено несколько отпечатков, которые принадлежали убитой. Все остальные, вне всякого сомнения, принадлежали убийце — в силу их расположения. Мы сняли два хороших полноценных прямых отпечатка и еще несколько частичных, по которым было совершенно понятно, что ремень сжимали в кулаке. Когда ремень надевают, его так не держат. Его так держат, когда хотят затянуть на чьей-нибудь шее.
После этого они оба долго молчали. Босх не очень понимал, что Маккитрик пытается ему всем этим сказать. Из него словно вдруг выпустили воздух. Он-то думал, что, если ему удастся разговорить Маккитрика, старый полицейский укажет пальцем на Фокса, или на Конклина, или на кого-нибудь еще. Но его ожидания не оправдались. Пока что он не узнал от Маккитрика ничего нового.
— Как получилось, что вы помните такое количество подробностей, Джейк? Столько времени прошло.
— У меня было много лет на то, чтобы снова и снова прокручивать в голове каждую мелочь. Когда ты выйдешь на пенсию, Босх, у тебя тоже будет такое дело. Вот увидишь. Одно дело, которое остается с тобой навсегда. У меня это дело об убийстве твоей матери.
— И что вы можете теперь о нем сказать? Что осталось в сухом осадке?
— В сухом осадке? Ну, на меня произвел совершенно неизгладимое впечатление тот разговор в кабинете Конклина. Конечно, чтобы прочувствовать это все в полной мере, наверное, надо было там находиться, но… но впечатление было такое, что парадом у них там командовал Фокс. Он чувствовал себя там за главного.
Босх кивнул. Он видел, что Маккитрик пытается облечь свои давние ощущения в слова.
— У тебя когда-нибудь бывало так, что ты допрашиваешь подозреваемого, а адвокат через слово встревает в разговор? — спросил Маккитрик. — «На этот вопрос не отвечай, на тот тоже не отвечай»?
— Да постоянно.
— Ну, в общем, вот примерно так оно все и было. Мы задаем этому мерзавцу Фоксу вопрос, а Конклин — на минуточку, будущий окружной прокурор! — тут же возражает. Если не знать, кто мы такие и где находимся, можно было подумать, что он на жалованье у Фокса. Что они оба у него на жалованье. И Миттел тоже. Так что у меня возникла абсолютная уверенность в том, что Арно плотно сидит у него на крючке. Бог уж его знает, как это ему удалось. И я оказался прав. Впоследствии это подтвердилось.
— Вы имеете в виду, после гибели Фокса?
— Ну да. Его сбила машина, когда он занимался предвыборной агитацией за Конклина. Водитель скрылся, его так и не нашли. Я помню, что в газетном репортаже не было ни слова ни о том, что он когда-то был сутенером, ни о прочей его, с позволения сказать, деятельности на Голливудском бульваре. Просто сбили человека. Саму невинность. Говорю тебе, эта история наверняка обошлась Арно в кругленькую сумму, а какого-то журналиста сделала немного богаче.
Босх видел, что Маккитрик еще не закончил, поэтому не стал ничего говорить.
— Я тогда уже работал в Уилшире, — продолжал Маккитрик. — Но когда эта история дошла до меня, мне стало любопытно. И я позвонил в Голливудский участок, чтобы узнать, кто вел это дело. Это оказался Эноу. Кто бы мог подумать? И подозреваемых он не нашел. Так что эта история только лишний раз подтвердила мои подозрения и на его счет тоже.
Маккитрик устремил взгляд на воду, туда, где она сливалась с небом. Солнце уже начинало сползать к горизонту. Он швырнул пустую пивную банку в ведро, но промахнулся, и банка, отскочив от бортика, плюхнулась в воду.
— Да ну его к черту, — сказал Маккитрик. — Пожалуй, пора нам поворачивать к берегу.
Он принялся сматывать спиннинг.
— А какую выгоду, по-вашему, получил от всего этого Эноу?
— Даже не знаю. Возможно, он рассчитывал на ответную услугу или что-нибудь вроде того. Вряд ли он, конечно, озолотился на этом деле, но, думаю, что-то ему все-таки перепало. Забесплатно он точно ничего делать бы не стал.
Маккитрик вытащил удочки из держателей и принялся крепить их на крюках вдоль борта.
— В семьдесят втором году вы брали дело из архива. По какой причине?
Маккитрик с любопытством поглядел на него.
— Я несколько дней тому назад расписывался в том же самом формуляре, — пояснил Босх. — Там до сих пор значится ваше имя.
Маккитрик кивнул:
— Да, это было сразу же после того, как я подал заявление об уходе. Я увольнялся из полиции, подчищал концы, просматривал все свои бумаги и все такое прочее. А «пальчики», которые мы сняли с ремня, все это время лежали у меня. Я забрал дактилоскопическую карту. И сам ремень тоже.
— Зачем?