Последний койот

Босха охватило отчаяние. Он не хотел, чтобы все закончилось вот так. Почти тридцать пять лет назад Конклин не дрогнул. И сейчас, если Босх бросит ему в лицо обвинение, не дрогнет тоже. Гарри понимал, что одних только подозрений недостаточно. Ему необходимо было что-то более существенное. Но взять это более существенное было негде.

Он завел двигатель, но трогаться с места не стал, а включил кондиционер и принялся прокручивать в мозгу то, что рассказал ему Маккитрик, пытаясь соотнести это с тем, что ему уже было известно. Понемногу у него начала наклевываться кое-какая версия. В понимании Босха это была одна из наиболее важных частей расследования: берешь факты и выстраиваешь из них предполагаемую картину преступления. Самое главное было не зацикливаться на одной-единственной версии. Версии менялись, и требовалось быть достаточно гибким.

Из рассказа Маккитрика напрашивался очевидный вывод, что у Фокса был на Конклина какой-то компромат. Но какого толка? Фокс по роду своей деятельности был связан с женщинами. Следовательно, он мог поймать Конклина на крючок при помощи женщины — или женщин. Если верить тогдашней прессе, Конклин был холост. Мораль тех времен, как, впрочем, и теперешняя, хотя и не требовала от него как от официального лица и будущего кандидата в окружные прокуроры непременно блюсти целибат, тем не менее предписывала хотя бы не предаваться тайком тем самым порокам, борьбой с которыми он, не щадя себя, занимался публично. Попадись он на чем-то подобном, с карьерой на политическом поприще мог бы распрощаться сразу, не говоря уже о должности начальника прокурорских коммандос. Стало быть, заключил Босх, если за Конклином водился такой грешок и женщин ему поставлял Фокс, это давало последнему весьма весомый козырь в общении с Конклином. И странную обстановку на допросе тоже объясняло как нельзя лучше.

Еще более убедительной эта версия начинала выглядеть, если предположить, что Конклин не ограничился сексом, а пошел дальше: если он убил женщину, которую прислал к нему Фокс, — Марджори Лоуи. Во-первых, это объясняло, почему Конклин с такой уверенностью заявил, что Фокс не причастен к убийству, — потому что убийцей был он сам. Во-вторых, позволяло понять, каким образом Фоксу удалось заручиться покровительством Конклина, а впоследствии и получить работу в его избирательном штабе. Словом, если убийцей был Конклин, это позволило бы Фоксу удерживать его на крючке еще крепче, причем до конца его дней. Босху вспомнилась серебристая ваху, которую он сегодня выловил. Как она ни трепыхалась на леске, сорваться с крючка ей так и не удалось. Вот примерно с тем же успехом мог бы трепыхаться и Конклин.

Если только человек, державший удочку, каким-то образом не сошел бы со сцены. Гибель Фокса под колесами неустановленной машины идеально вписывалась в эту картину. Конклин не стал торопить события, выждал какое-то время, чтобы никому даже в голову не пришло связать две эти смерти между собой. Он изображал из себя пойманную на крючок рыбу, согласился даже взять Фокса на работу в свой предвыборный штаб, а потом, когда про убийство Марджори Лоуи все и думать уже забыли, Фокса переехала машина. Возможно, какому-то репортеришке пришлось приплатить, чтобы тот не упоминал в своей заметке о криминальном прошлом покойного — если тот вообще о нем знал, — зато несколько месяцев спустя Конклин занял кресло окружного прокурора.

Босх задумался о том, какое место в этой версии мог занимать Миттел. Маловероятно, чтобы все это происходило в вакууме. Надо полагать, Миттел, правая рука Конклина и его решала, был в курсе всех дел своего босса.

Пожалуй, эта версия Босху очень даже нравилась, но в то же самое время и злила его, поскольку представляла собой не что иное, как умозрительную теорию. Он покачал головой, сознавая, что вернулся к тому же, с чего начал. Сплошные домыслы и никаких доказательств.

Ему надоело думать, и он решил на некоторое время сделать перерыв. Убавив мощность кондиционера, который дул так, что его обожженная на солнце кожа пошла мурашками, Босх тронулся с места и медленно поехал по дорожке к выезду из жилого комплекса. Ему вдруг вспомнилась та женщина, которая пыталась продать квартиру покойного отца. Она подписала свой автопортрет именем Джаз. Ему это понравилось.

Он решительно развернулся и поехал к ее дому. Солнце еще не село, и ни в одном из окон не горел свет. Определить, дома она или нет, было невозможно. Босх припарковался неподалеку и некоторое время наблюдал за домом, пытаясь решить, что делать и делать ли что-нибудь вообще.