Последний контакт

Они стояли посреди зала, уставленного капсулами. Двое взрослых мужчин. Ильин прижимался к груди Сопкина, как ребёнок, которого никак не успокоить, и рыдал навзрыд. Сопкин молчал. А что тут скажешь? Все они были людьми. Всем было страшно умирать. И ещё страшнее было самим выбирать себе вариант смерти. Вся давешняя бравада физика испарилась, из человека со стальными нервами он в одно мгновение превратился в старика, преисполненного сожалений. Так плачут только на смертном одре в ожидании прощения и отпущения грехов, зная, что конец близок, как никогда. Плачут искренне, от всей души. Неизлечимо больные плачут, престарелые или жертвующие собой люди. Те, кто точно знает, что выбор уже сделан, что иного пути нет и не будет. Те, кто понимает, что пошли последние часы их жизни. А ещё так плачут от бессилия. Сопкин не забыл, как рыдал после того, как был спасён тогда. Естественно, все поняли эти слёзы превратно. Что угодно они могли предположить: что это слёзы счастья, скорби по погибшим, просто нервный срыв. На самом же деле Сопкин плакал тогда по себе. Он бросил их, бросил её. Он испугался и улетел. Похоронив своих друзей, Сопкин тогда похоронил и себя.

Они простояли так минут десять. Каждый думал о своём, слушал внутренний голос и решал, подчиниться ему или проявить волю. Постепенно эмоциональный взрыв Ильина иссяк, рыдания прекратились, слёзы перестали его душить. Он медленно опустил руки, отошёл на пару шагов назад и поднял взгляд на растроганного капитана — глаза Сопкина тоже были влажными.

— Нет, Георгий, я принял решение, — наконец сказал Ильин, утираясь рукавом. — Просто…

Он не знал, как оправдать эту свою слабость, и Сопкин просто кивнул ему, давая понять, что всё, что происходит сейчас в душе физика, трогает и его.

— Прости меня, капитан. Я на тебя подумал. Я про Васильева.

— Не бери в голову, я и сам уже на себя думаю. Ляг, Володь, поспи. Тебе восстанавливаться нужно. Завтра тяжелый день.

— Нет, я в норме.

— Ложись, ложись, — покровительственно кивнув на сложенный в углу матрац, сказал Сопкин. — Тебе действительно нужно отдохнуть, ты вчера ещё трупом лежал. Нам без тебя никак, впереди много работы.

— Хорошо. Ты только растолкай меня через пару часов.

— Лады.

* * *

Экспедиция на «Марк» была запланирована на утро. Ещё сутки, и всё будет кончено. А после настанет час икс — будет решаться вопрос, кому достанутся капсулы, а кому придётся примерить на себя роль мученика. Решение капитана о совместном пребывании экипажа нарушало все планы Балычева, его шансы на спасение таяли с каждым часом. Он был на сто процентов уверен, что в случае тайного голосования его запишут в жертвы первым, о том же ему без устали твердил и его альтер эго. Но что тут можно было поделать? Как незаметно убить человека, если рядом ночуют ещё пятеро? Нет, Балычев ещё не перешёл ту черту, за которой дороги обратно не будет, но чувствовал, что его оппонент в скором времени окончательно продавит свою волю.

Андрей приподнялся на локтях и сделал вид, будто у него затекла спина. Он выгнулся несколько раз, украдкой осматривая кают-компанию, где разместились остальные члены экипажа. Корнеев и Мирская лежали в обнимку возле выхода и, похоже, спали. К ним было не подобраться. Марр только вернулась с дежурства на мостике, её сменил Вершинин. Девушка укладывалась недалеко от Медведева, который, к слову, тоже не спал. Виктор на секунду оторвался от своего планшета (с ним он не расставался с самого прибытия на «Осирис»), кивком поприветствовал вернувшуюся Марр и вновь уставился в тусклый экран. Кажется, он книгу читал. Нашёл (непечатно) время просвещаться, подумал Балычев. Сопкин и Ильин сейчас дежурили возле капсул, что тоже было не на руку Андрею — он планировал грохнуть капитана сразу после Васильева.

«Но тут есть ещё пара кандидатов, которых нужно устранить в первую очередь, — шепнул голос. — Можно начать и с них».

Балычев знал, на кого он намекает, но факт оставался фактом — устранить кого-либо в нынешних обстоятельствах представлялось делом рискованным и практически обречённым на провал. Если его поймают, то шансов на спасение уже не будет. Убить, может, и не убьют, но изолировать в каком-нибудь отсеке могут. Лишат еды и воды, и Балычев сам в скором времени сдохнет. В таком случае было бы проще разбить себе голову о переборку, и дело с концом. Нет, не входило это в его планы.

«Ну же, сволочь, подскажи! — взмолился Андрей, подстёгивая второго Балычева. — Помоги же мне! Завтра нас уже ничто не спасёт. Твою мать, тебя тоже не станет, скотина ты! Тварь! Будь человеком! Она умрёт без меня! Ты умрёшь без меня, ты разве не понимаешь?»

Андрей был в отчаянии. Хотелось бежать, бежать отсюда без оглядки. Но куда бежать? И разве можно убежать от себя самого?

«То есть ты принял решение и готов побороться за наше будущее?» — вкрадчивым голосом поинтересовался второй Балычев.

Андрею не было нужды отвечать вслух — тот знал все его мысли и понимал, что победил.