— Этого не может знать никто, мой Повелитель, — несмотря на пальцы, сдавливающие горло, Валхал старался говорить ровно. — Сегодня они представляют интерес только для любителей манускриптов, а завтра…
— Хорошо, оставим это, — Хамхер отпустил свою жертву. — Как следует из записки, этот грязный главарь Сидоммы в самое ближайшее время будет иметь дюжину огненных труб, способных метать каменные шары весом в барана на расстояние в тысячу шагов или даже больше. Возможно, он их уже имеет, время летит быстро… Вопрос звучит так: как скоро ты, почтенный Валхал, сможешь предоставить мне двадцать — двадцать, ты не ослышался, и нечего хлопать глазами — как скоро ты сможешь предоставить мне двадцать точно таких же труб, способных метать точно такие же по весу камни, но уже на расстояние в две тысячи шагов?
— Это невозможно, мой Повелитель! — вырвалось у Валхала. — Две тысячи шагов — это немыслимо…
— Хорошо, пусть будет полторы тысячи, но ни шагом меньше, — Хамхер пожевал губами. — Да, и ещё эти орудия должны уметь метать множество свинцовых шариков… Короче, ты понял, не маленький.
Бесподобный и Могущественнейший чуть наклонился вперёд, и его глаза смотрели пронзительно.
— Только не говори, что ты не сможешь этого сделать, почтенный Валхал. Я огорчусь до смерти, и даже до двух. Твой сын…
— Это дело потребует множества людей. Понадобятся медники, углежоги, гончары… Да, ещё скульпторы, причём много.
— А они-то зачем?
— Видишь ли, Могущественнейший, макет отливки делают из воска…
— Не будем спорить. — Хамхер махнул рукой, будто отгоняя муху. — Забирай, кого сочтёшь нужным. Составь список хоть на полгорода.
— Мне нужно много времени, Бесподобный и Могущественнейший, и ещё больше бронзы.
— Бронза у тебя также будет, столько, сколько нужно, — Повелитель ухмыльнулся, — если понадобится, в твоём распоряжении все статуи города, колокола и гонги. А вот времени мало, Валхал. Если до начала зимних дождей у меня не будет огненных труб… Впрочем, я уверен, что они будут.
— Вот здесь ты будешь жить. Пока. А там видно будет.
Женщина оглядывала комнату глазами, в которых метался страх. И Киллиан хорошо знал причину этого страха. «Собачьи наложницы» живут в помещениях с небелёными стенами и полом из утоптанной глины. И спят на ворохе камыша или соломы, в лучшем случае на ветхой циновке. Настенная роспись и красивая мебель в комнате в сознании бедняги стойко связана с мучениями и унижениями. А впрочем, «собачьи наложницы» при правильном воспитании начисто лишены чувства собственного достоинства и не чувствуют унижений. По крайней мере, так принято считать у тех, кто их использует.
Юноша криво усмехнулся. Да, господам удобнее считать, что не чувствуют. И в любом случае «собачьи наложницы» чувствуют боль.
— В каком углу мой господин позволит мне лечь? — Апи явно искала глазами подстилку.
Киллиан снова окинул взглядом покупку. Несчастное, забитое существо, с рождения не знавшее ласки.
— Ты будешь спать на вот этой кушетке. Сейчас ты помоешься, Апи, и приведёшь в порядок свои волосы. Вот ванна, вот мыло. Да, и вот в этом сосуде средство от вшей…
Вот теперь изумление «собачьей наложницы» достигло предела. Она круглыми глазами смотрела на полукруглую фаянсовую ванну, встроенную в углу, и мелко дрожала.
— Как только ты помоешься, я велю принести тебе поесть. — Киллиан чуть улыбнулся, желая подбодрить несчастную.
Апи внезапно вскинула на него глаза, полные отчаяния.
— Мой господин… я всё сделаю, как ты велишь… помоюсь и… Скажи, это будет очень мучительный яд?
Молодой жрец сглотнул, желваки гуляли по скулам.
— Проклятый город…
— …А я тебе говорю, их ещё полным-полно в горах, этих орков! Только они редко появляются при солнечном свете, и уж тем более стараются не попадаться нам на глаза. Да, наша бронза их кое-чему научила… Вот только чему именно? Спроси купцов, водящих караваны к Восточному морю, что может статься с человеком, рискнувшим заночевать в тех горах…
— Но ведь ходят же караваны, и ничего…
— Ходят, само собой. По триста ослов, да с полусотней охраны, да со сворой боевых псов — отчего не ходить? Ни горные львы, ни орки не станут связываться с такой силой. Однако даже корабельщики из Двуречья не остаются на берегу на ночь, предпочитая дрыхнуть вповалку на своих камышовых вязанках, отойдя от берега на полёт стрелы.
— Ха! Ты думаешь, они опасаются каких-то там орков, которых никто толком и в глаза не видел? Это они нам степень доверия выказывают… Они ж все там пляшут под дудку Гиамуры…
— Можно подумать, у них есть выбор. Торговые люди, они и есть торговые люди…