«3 августа 1791 года. — Какой счастливый день! Я спас жизнь человеку, а точнее, помог ее спасти. Сегодня вечером, прочитав перед этим несколько страниц из сочинений Попа, Метастазио и из "Эмиля", я отправился купаться; я уже обсыхал на берегу, так же как и Эдуар, как вдруг послышался крик: "На помощь! На помощь! Тону!" Я тотчас же бросился к месту происшествия, а следом за мной побежал Эдуар; я примчался первым; из воды торчали лишь кончики пальцев утопающего; я схватил его руку, которая с невероятной силой стиснула мою руку; он тянул ее к себе так, что наверняка утопил бы меня, если бы вовремя подбежавший Эдуар не ухватил его за ногу, отняв у него тем самым возможность цепляться за меня. В итоге мы вытащили его на берег; он едва мог говорить, но, тем не менее, засвидетельствовал глубокую признательность мне и Эдуару. Я с радостью думаю о том впечатлении, какое произведет эта новость в Бельшассе. Я был рожден под счастливой звездой: удачные возможности появляются у меня под носом, и мне остается лишь воспользоваться ими. Тот, кто тонул,
— это проживающий в Вандоме г-н Сире, помощник инженера ведомства Мостов и дорог.Я ложусь спать очень довольный».
И вы правы, принц: жизнь человека, спасенная другим человеком, много значит в глазах Бога. И это заставляет нас забывать о том, что вы все время думаете лишь о Бельшассе и г-же де Жанлис и ни минуты не думаете об Э и вашей матери.
VIII
«1 августа 1791 года. — Прекрасный денечек, да здравствуют драгуны! Другого такого полка нет во Франции! С такими солдатами мы должным образом встретим негодяев, у которых достанет дерзости вступить во Францию, и отечество будет свободным или мы погибнем вместе с ним».
Герцог Шартрский сделал эту запись в своем бренном дневнике за полтора года до того, как история впишет в свою нетленную книгу следующие строки:
«4 апреля 1793 года.
— Переоценив свои возможности и свое влияние и не сумев побудить солдат, которыми он командовал, вступить во Францию и вместе с австрийцами двинуться на Париж, генерал Дюмурье сбегает из своей ставки, расположенной у купален Сент-Амана, и, сопровождаемый герцогом Шартр-Орлеанским, укрывается на вражеских аванпостах».Мы увидим, когда подойдем к этой дате, как произошло их бегство и какое влияние данный поступок сына оказал на судьбу отца.
О жизнь принцев, эта странная смесь противоречий, полная честных замыслов и роковых поступков, в которой человек предполагает, а судьба располагает, в которой историк вечно колеблется между хулой и снисхождением и, взявшись за перо, чтобы судить, как Тацит, в конечном счете вынужден просто-напросто рассказывать, как Светоний.
Тем не менее поступок герцога Шартрского, спасший жизнь тонувшему молодому человеку, принес свои плоды. Господин Сире, охваченный порывом вполне естественного чувства признательности, написал в вандомский клуб «Друзей конституции» письмо, в котором он рассказал во всех подробностях об этом происшествии. Председатель клуба отправил в связи с этим заметку во все газеты, сопроводив ее текстом речи принца по поводу упразднения орденов.[3]
Кроме того, городские власти Вандома решили, для того чтобы награда была полной, присуждать впредь лавровый венок всякому гражданину, который спасет своего ближнего.