Последний король французов. Часть первая

— Граждане представители, проявите себя революционерами, и тогда свобода не будет более в опасности. Нации, которые хотят быть великими, должны, подобно героям, пройти школу бед. Несомненно, у нас были неудачи, но если бы в сентябре прошлого года, когда король Пруссии находился на равнинах Шампани, вам сказали бы: «Голова тирана падет под мечом закона, враг будет изгнан с территории Республики, сто тысяч наших солдат дойдут до Майнца, наша армия будет стоять в Турне», вы увидели бы тогда впереди торжествующую свободу. Так вот, наше теперешнее положение нисколько не лучше: мы потеряли драгоценное время, и необходимо его наверстать. Сегодня необходимо, чтобы Конвент постановил, что всякий человек из народа получит пику за счет нации; оплатят ее богатые… Необходимо постановить, что в краю, где открыто проявится контрреволюция, любой человек, который осмелится подстрекать к ней, будет поставлен вне закона… Необходимо, чтобы Революционный трибунал действовал в полную силу. Необходимо, чтобы Конвент объявил Европе, французам и всему миру, что он является революционным органом, что он полон решимости отстаивать свободу и удавливать гадин, которые терзают ее… Я закончил, граждане представители, давайте принимать постановления.

И депутаты постановили почти все, на чем настаивал Дантон.

Между тем несколько предложений Робеспьера были оставлены без внимания, и среди них предложение, которое содержало требование о том, чтобы всех родственников Людовика XVI вынудили покинуть в течение недели французскую территорию и земли, занятые войсками Республики; чтобы королева предстала перед Революционным трибуналом и была судима как сообщница короля и чтобы Людовик Капет, их сын, находился в заключении в Тампле вплоть до нового распоряжения.

Именно в это время Дюбюиссон, Проли и Перейра прибыли из Турне и дали Конвенту отчет о своей встрече с Дюмурье. Сомневаться в планах генерала не приходилось; Жиронда сделала вид, что не верит докладу посланцев, однако ее запирательство ничего не дало: врагам взбунтовавшегося генерала помогли свидетели, и в итоге было решено, что Дюмурье будет вызван в Конвент, чтобы дать отчет о своем образе действий.

Кроме того, военный министр Бёрнонвиль должен был немедленно отбыть в Северную армию, чтобы на месте разобраться с обстановкой и дать отчет о ней Национальному конвенту.

Сверх того, четыре комиссара, выбранные из числа членов Конвента, должны были тотчас же отправиться в армию, имея полномочия отстранить от должности и арестовать всех генералов, офицеров, военнослужащих, государственных чиновников и прочих граждан, которые покажутся им подозрительными, отдать их под суд и опечатать их бумаги.

Депутаты тотчас же приступили к назначению этих четырех комиссаров, и большинством голосов были выбраны Камю, Банкаль, Кинет и Ламарк.

Тем временем Дюмурье действовал, приводя в исполнение свой план.

Соответственно он послал генералу Миончинскому, находившемуся в Орши, приказ перебросить свою дивизию к Лиллю, вступить туда и арестовать комиссаров Конвента, которые там пребывали, равно как и руководителей местных политических клубов, а затем, сделав это, направиться в Дуэ, выгнать оттуда генерала Мортона и провозгласить там, как и в Лилле, конституцию 1791 года.

После чего ему надлежало проследовать через Камбре в Перонну, расположиться там и ждать новых приказов.

Однако гений будущего оберегал Францию. Миончинский доверился людям, которых он считал надежными и которые предали его, заманив в Лилль вместе с малочисленным эскортом.

Как только он оказался в Лилле, его окружили, арестовали и отправили в Париж, где его голова упала на эшафот.

Дюмурье, уведомленный об этих событиях, тотчас же отправил своего адъютанта Дево принять на себя командование дивизией Миончинского.

Но, с тех пор как Дюмурье стал предателем, он стал неудачником: Дево был арестован, отправлен в Париж и гильотинирован, подобно Миончинскому.

Требовалось отыскать какой-нибудь ход, который мог бы загладить этот двойной провал, как вдруг 2 апреля, около четырех часов дня, курьер известил Дюмурье о прибытии военного министра и четырех комиссаров Конвента.

Генерал собрал свой штаб и стал ждать.

Комиссары и министр явились к генералу и были незамедлительно допущены к нему.

Камю взял слово и, оглядевшись вокруг, пригласил генерала перейти в какую-нибудь другую комнату, где было бы не так многолюдно и где можно было бы зачитать ему указ Конвента.

Дюмурье перешел вместе с ними в небольшой кабинет, примыкавший к первой комнате.

И только тогда Камю вручил привезенный ими указ генералу.

Дюмурье взял его, прочитал и с полнейшим спокойствием вернул Камю.

— Что скажете? — спросил Камю.

— Скажу, что у меня есть повод для огорчения, господа, — промолвил Дюмурье.

— И какой же?

— Дело в том, что обстоятельства и состояние, в котором находится моя армия, не позволяют мне отправиться в Париж, чтобы подчиниться приказам Конвента. Впрочем, — добавил он, — я готов подать в отставку, что уже много раз делал за последние три месяца.