Последний костер

Отец часто прихварывал, к непогоде у него всегда болели фронтовые раны. Через два охотничьих сезона Женя остался один. Чему-то успел от отца научиться, что-то сам допетрил, докумекал, да и друзья были, – подсказывали.

Через несколько лет он уже стал заметным охотником. Не первым еще, но уже хорошо добывал. И пушнины сдавал прилично, да и мяса, – по десятку кабанов валил каждый сезон. Уважительно здоровались с ним пожилые охотники.

Любил свой участок парень, и летом, при любом удобном случае всегда туда наведывался. Благо что недалеко, – на моторке минут сорок езды. Протока тихая, в стороне от основного русла, всегда была с рыбой. Сети ставил прямо под окнами и, сидя за столом, чаевничая долгими летними вечерами, наблюдал, как дергаются поплава сетей, – радовался попадающей рыбке.

А ближе к осени, в конце августа – начале сентября, привозил сюда жену, – женщину тихую характером, но очень проворную на дело. Она и ягод наберет, и с орехом пособит, а главное, помогает в рыбалке запретной. В это время на икромет поднимается кета, и заготавливал её Женя прилично.

Бочки с рыбой и бочата с икрой перевозили домой ночью, выбирая более темную и падерную. Чтобы, не дай Бог, кто встретился и рассекретил. Это была глубокая Женина тайна. Посвящен в эту тайну был лишь старший брат. Это он помогал на своей машине вывозить рыбу и икру в Хабаровск и там сбывать. Правда, нужно отдать должное, Женя с братом делился щедро, даже излишне щедро, и никогда об этом не жалел.

Дом отцовский, как мог, поддерживал. Старый, конечно, дом, сыпался вовсю, но стоял еще. От других деревенских домов одни ямы остались, бурьяном поросшие. И украшением всего дома была печь, русская печь, со всеми положенными наворотами, – голбчик, приступочка, лавочка, лежанка и прочее. Она по праву занимала почти полдома.

Будучи на промысле, Женя протапливал ее, – иногда для того, чтобы хлеба постряпать, а чаще просто для тепла, для души. Затопит и сядет перед ней, смотрит на огонь, как завороженный, мог так сидеть долго, пока огонь совсем не уляжется, не спрячется в раскаленные угли. Свод печи становился светлым, отбеливался от жара, красивел.

Любил в такие вечера до одури напиться чаю со смородинником, да с лимонником и развалиться на теплой печке. Вот уж действительно, – благодать.

В вершине дальнего ключа построил Женя зимовье. Чтобы полнее участок обрабатывать. Зимовье ладное получилось, теплое, просторное, и вода круглый год рядом, а это немалая вещица в жизни таежной. Вроде бы все нормально, а вот не любил там ночевать. Вообще не любил тот ключ. Какое-то урёмное место, смурное.

И соболь там всегда держался, и кабана можно было без труда особого спромышлять, а вот не лежало сердце к зимовью. Все, думал, свыкнется, а оно не свыкалось уже сколько лет.

Вот там, в деревне, хорошо, в бывшей деревне. В любую сторону по путику бежишь – душа поет. Наверное, это от простору, от неба огромного. Ведь там, в ключе, неба почти нет. Деревья его напрочь закрывают. Поэтому под любым предлогом, которые сам же и находил, охотник оставался на лишний денек в доме, на высоком берегу реки.

Специально соболевать с собаками Женя не ходил, по крайней мере, до этого года. Он капканил. Собаки знали каждый его капкан, каждую ловушку и обходили их далеко стороной. Это специальная выучка должна быть, чтобы собаки не мешали капканить.

Когда молодая собака впервые попадает в тайгу, на охоту, она, конечно, не знает, что такое капкан, для каких он целей, и что приманка возле капкана, такая запашистая и аппетитная, не для нее.

Охотник делает недалеко от зимовья ловушку, такую же, какие у него на путике, вешает такую же приманку и ставит несколько капканчиков. Правда, капканы стараются выбрать послабее, чтобы не очень больно было лапу. Любопытная молодая собачка обязательно попадет в капкан, а то и в два сразу. Да еще хозяин на крик попавшей в беду придет с хорошим прутиком. Несколько таких уроков и собаки далеко обходят ловушки, не мешают работать, а если в стороне кого-то прижмут, охотник с удовольствием сходит к ним, разберется.

Все бы ничего, все ладно, но последние годы стали излишне неосторожными тигры. Это если мягко очень выразиться. А если сказать более откровенно, так они просто наглеть начали.

В прошлом году один путик на полсотни капканов пришлось вообще закрыть. Тигрица там с котенком шастала. Ну и пусть бы они там жили, не трогает их никто. По правде если, то конечно, соседство не из приятных, но терпеть можно бы, так нет, пакостить начали. Сначала прошли по всему путику и порушили половину ловушек. Чего они им помешали? А на следующем обходе обнаружил, что двух соболей испаскудили. Те, видимо, не так давно попали, живые еще были, ну а эти и рады стараться, – изжамкали, изорвали в клочья и бросили здесь же, недалеко. Ну не сволочи? Закрыл Женя тот путик и не ходил туда до конца сезона. Правда и тигрица в других местах не показывалась.

А в этом году вообще удивительная вещь приключилась, которая обидела Женю до невозможности и разозлила до беспредела.