В этот миг подрагивающая, вся в проплешинах, голова мужчины повернулась; он уставился на Золия. По тонким губам скользнул черный язык, и…
– Мама! – завопил в ужасе Золюшка, но из горла выполз сдавленный шепот.
Потому что тело мужчины оплывало, вытягивалось, меняя форму. Удлинилось лицо, вылезли белоснежные зубы-кинжалы; искривился бугром позвоночник, с треском разрывая ветхую одежду. Руки, до сего момента судорожно подергивающиеся, стремительно теряли очертания, присущие рукам человека; теперь уже вместо пальцев прямо из кости лезли огромные когти. И все это время чудовище не мигая смотрело на Золия.
«Хаттар, спаси меня!» – взмолился он. Помогло.
По крайней мере, столбняк, овладевший им поначалу, ушел.
И Золий метнулся к проходу, куда незадолго до этого удалились портной и Уломара, вопя во все горло и зовя на помощь. Рыкнув, чудовище метнулось следом.
– Госпожа!!! Госпожа Уломара! – голос срывался на постыдный девчачий визг, но Золию было все равно. Не видя ничего перед собой, он налетел на нее, едва не сбил с ног.
– Там… там…
Но магесса довольно быстро и сама разобралась в происходящем. Рявкнула:
– Вниз!
И тут же дотронулась рукой до своего радужного ожерелья, с которым никогда не расставалась. Золий упал, вжался в холодный пол; в тот же миг над ним мелькнуло что-то большое и серое. Раздался треск, глухой удар падающего тела, исполненный боли рев… Затем последовала ослепительная вспышка – и все стихло. Мальчишка поднял голову.
Зверь все-таки успел добраться до женщины, наверное, как раз в тот миг, когда она пустила в него молнию. А на полу расползалась громадная черная лужа, и было непонятно, чья это кровь.
В первый миг Золию подумалось, что Уломара не дышит. Ее белая худая рука со скрюченными хищно пальцами безжизненно замерла на дощатом полу; глаза были закрыты. Казалось, неподвижная туша чудовища передавила ее пополам.
Потом магесса шевельнулась, открыла глаза – и судорожно попыталась освободиться.
– Госпожа Уломара!
Золий бросился к телу нелюди, ухватился за мохнатую ногу и потянул на себя, изо всех сил стараясь помочь. Но оборотень был на диво тяжелым, и, не вынырни откуда-то из потемок портной, он бы провозился еще долго.
Магесса наконец села на полу, Золий услышал, как с ее губ сорвался болезненный стон – и только теперь заметил, что она зажимает рукой правый бок, а на белоснежной сорочке, в которой Уломара выскочила из примерочной комнаты, стремительно расплывается ярко-красное пятно.
– Великий Хаттар! Да что ж это такое? – Хозяин заведения горестно воздел руки к небу. – Да вы тяжело ранены, моя госпожа!
Уломара, тяжело и хрипло дыша, окинула его раздраженным взглядом.
– Ничего… Бывало и хуже. Когтями-таки достал…
Она кивком подозвала Золия.
– Знаешь, кто это был, малыш?
И, не дожидаясь ответа, сказала зло, впечатывая каждое слово в память.
– Оборотень. Темная нелюдь. – Затем, повернув голову к портному, приказала: – Принеси мне чистое полотно! Или ты будешь ждать, пока я истеку кровью?
Пробормотав что-то невнятное, портной скрылся из виду. Золий стоял и не знал, что делать: по-хорошему, он должен был помочь Уломаре подняться, как-то унять эти сочащиеся алые капли, вместе с которыми уходит жизнь из тела. – Но в то же время понимал, что пока магесса прекрасно управляется и сама и что тот же самый старик-портной куда лучше сможет ей помочь.
Уломара вдруг усмехнулась:
– Что, напугался?
Золий молча кивнул.
– Н-да… – Она замолчала, задумавшись, и как бы проговаривая мысли вслух, прошептала: – Одного не могу понять. Давненько такого не случалось, чтобы темная нелюдь, да в Алларене, да еще и среди бела дня…
И ее темные глаза впились в лицо Золюшке, будто он мог знать ответ на этот вопрос.
– Я уже иду, иду, моя госпожа, – кудахтал портной, семеня по коридору, – сейчас наложим повязку, кровь остановится, и не пройдет и трех дней, как вы будете на ногах!
Магесса устало махнула рукой.
– Оставь. Меня перевяжет мой ученик.
Золий опустил глаза.
Нет, не то чтобы он боялся вида крови – живя рядом с Дэйлороном, он немало успел повидать и раненых, и убитых… Хорошо помнил запекшуюся рану на теле дорогой матушки, ушедшей к Хаттару. Но как-то все это было не страшно – может быть, потому, что от него самого ничего не зависело. А тут…
Портной покорно вздохнул и вложил полоски чистого полотна в руки Золию.
– А теперь иди, иди, – прошептала магесса, – малыш должен учиться… Должен…
Было видно, что ей с каждым мгновением становится все хуже; лицо обрело землистый оттенок, дыхание участилось, но стало каким-то слабеньким, будто у женщины уже не хватало сил дышать глубоко. Темные глаза теряли осмысленное выражение.
И Золий, пренебрегая желанием наставницы, шепнул портному:
– Пожалуйста… помогите мне. Я могу не успеть. Лицо старика причудливо сморщилось; отвернувшись, он быстро провел рукой по щеке.
– Да, малец, да… Давай-ка мы ее уложим.
…Уломара пребывала в беспамятстве, когда они управились. Ее уложили на кушетку и укрыли шерстяным пледом.