– Вот-вот, в этом-то всё и дело. Соседское – оно же самое вкусное, так глаза говорят. Да к тому же белая войлочная вишня созревает обычно чуть пораньше красной, во всяком случае в том году так было. И она росла, насколько я помню, только там, на соседнем участке, куда доступ босоногим сладкоежкам был строго запрещён. Мы так и ходили, заглядывая между жердей на соседскую вишню и облизываясь, пока как-то раз всё-таки не решились туда пробраться. Дело было ближе к вечеру. Мы возвращались с рыбалки с удочками и вёдрами, где в чистой речной воде поблёскивали чешуйками только что выловленные окушки9
, карасики и даже налим.– Дедушка, – не удержавшись, перебила я, – а мы пойдём с тобой на рыбалку?
– Обязательно пойдём! – тут же успокоил меня он. – Завтра возьмём удочки, накопаем червяков и поедем порыбачим.
– Ура! Деда, а можно я верши возьму? – обрадованный этой неожиданной новостью, спросил Максим.
– Даже нужно, – бодро ответил ему дедушка. – Для тебя же, непоседы, их и плёл. Ну что, давайте продолжать?
Мы закивали и закутались поглубже в одеяла.
– Так вот, возвращались мы с рыбалки… И, как раз проходя мимо соседского забора, я предложил: «Ребза10
, а айда белую вишню лопать?!»У меня тогда голос с возрастом ломался и был такой дребезжащий, козлячий, неприятный, как мне казалось. И меня это очень расстраивало, я же был заводилой в нашей компании. Сейчас это лидером называют. А какой ты лидер, с козлячим голосом? И мне, естественно, очень хотелось слыть самым дерзким, самым громким, самым бесстрашным и сильным. Слыть, да не быть… Ох, не понимал я этого тогда…
Соседский куст войлочной вишни хоть и рос недалеко от забора, но достать ягоды, просто просунув руку между жердинами, никак не получалось. А вишни-то добыть друзьям хочется! Стал думать, чего делать. Немного покумекав, я пробежал вдоль ограды и увидел, что в одном месте, у земли, одна из жердей намокла и прогнила. Присев на корточки, я схватил её двумя руками и с силой дёрнул на себя. И так я её сильно дёрнул, что прогнившая оглобля отломилась с неожиданной лёгкостью, и я полетел кубарем в траву. Открываю глаза: вокруг лопухи, эта палка трухлявая в руках, в волосах колючки, а со здоровенного листа лопуха на меня смотрит жирная такая, морщинистая ящерица. И хвостом вертит. Тут ребята подбежали, вытащили меня из лопухов, смотрим – а на том месте, где я жердь выломал, красуется совершенно удобная дырка. Взрослый не пролезет, а нам на карачках протиснуться можно, тютелька в тютельку. И хоть нам было боязно, но всё-таки мы туда полезли.
– Дедушка, а ящерицы сколько живут? – опять неожиданно перебил Максим.
– Вот вопрос так вопрос! Если честно, я даже не представляю. А почему ты спрашиваешь?
– А я просто днём видел у тебя на грядке со щавелем одну здоровенную морщинистую ящерицу. Может, это была та самая?!
– Может быть, и она, – тихонько усмехнувшись в бороду, ответил дедушка. – Ты когда её в следующий раз встретишь, позови меня. А её попроси меня дождаться. Хочу сам взглянуть. Привет передать. Добро?
Максим понимающе кивнул, и дедушка продолжил.
– Так вот, за соседским забором жили-были, прям как в сказке, старик да старуха. Старик был единственным в округе чучельником. Местные охотники часто заказывали у него чучела трофейной дичи и различного зверья. А вот старуха слыла по деревне очень сильной ведуньей. Почему-то считалось, что с ней лучше просто так не заговаривать. Люди обращались к этой ворожее за помощью или за советом в самых крайних случаях. Говорили, что она помогала только тем, кто за исполнение своей просьбы готов был отдать ей что-то очень и очень ценное. И по слухам, это что-то ценное она обратно никому и никогда не отдавала, как бы её ни умоляли и ни просили. Люди эту старуху побаивались. Однако при встрече всегда вежливо здоровались и никогда в деревенских сплетнях не обсуждали. Я, хоть и смутно, но помню ещё одну примечательную деталь. Ходила она по улице всегда с костылём, на который были намотаны пёстрые плетёные то ли верёвочки, то ли косички разной длины. И если старик по характеру был ещё более или менее нормальный, то вот старуха была ворчливая до невозможности. Всё время ходила чем-то недовольная и бухтела. Все у неё были виноваты. Старик её, соседи, все. Но самым главным вредителем, по её мнению, была, конечно же, шумная озорная деревенская малышня.
Бывало, мы, сидя на лавочке перед калиткой, нагрызём семечек на землю, так она потом несколько недель может жаловаться нашим родителям и гонять нас с этой лавочки.
А однажды мой бумажный самолётик подхватило ветром и он, перелетев через соседский забор, приземлился на ихний куст крыжовника, росший неподалёку от калитки. Она была не заперта, и я решил быстренько туды пробраться, забрать самолётик и тут же вернуться обратно.