Последний мужчина

— Катапультируемся! — опуская забрало шлемофона, заорал в микрофон Загорцев, подавая команду Юне. — Как выбросит, парашют не раскрывайте, а то пристрелят или таранят! Приземляемся за счёт ранцевого реактивного устройства. Поняли?!

— Поняла, — ответила Юна, поджимая ноги к туловищу.

Роман нажал кнопки на катапультирование экипажа и последующую самоликвидацию летательного аппарата, чтобы избежать его падения на жилые кварталы.

«Тау-сяу» разом «выстрелил» двумя человеческими фигурами и, по инерции пролетев за секунду пару-тройку сотен метров, взорвался.

Загорцев, лишь только его перестали болтать дикие силы выброса и периферия реактивной струи, сгруппировался и резко раскинул руки и ноги в стороны. Старинный приём парашютистов позволил ему сориентировался в пространстве. Вторым движением он вытянулся в струнку и стрелой принялся догонять Юну. Та делала все правильно, «по науке», раскрываясь навстречу воздушному потоку. Однако ей не хватало навыков, и она дважды срывалась в беспорядочное вращение.

Роман настиг соратницу где-то на высоте полутора тысячи метров. Он стабилизировал её положение, и женщина с облегчением услышала в наушниках его невозмутимый баритон: «Спокойно, Юна! На высоте двухсот метров автоматически раскроются стабилизаторы и сработают первые ступени реактивного торможения. За ними — две последующие ступени».

Даже сквозь собственные перчатки и плотный комбинезон напарницы он ощутил, что тело дорогого ему создания напряглось в нечеловеческом тонусе. Еще бы! На её месте добрая половина мужиков уже отдала бы Богу душу: и от сумасшедшего падения, и от вспышек лазерных снарядов, и от рёва пикирующего на них «Тайфуна». Роману было проще. Он не терял самообладания. Выручал богатый опыт. Мужская выдержка. И главное — желание спасти любимое существо.

Загорцев правой рукой придерживал женщину и, определяя высоту по мнемоническим правилам, шептал ей через наушники: «Спокойно, милая моя девочка!..Спокойно, милый птенчик!.. Четыреста метров …Триста…Двести…»

Но на расчётной высоте мини-стабилизаторы почему-то не раскрылись, ориентируя их ногами книзу, и тормозное устройство тоже почему-то не сработало, выпустив в сторону набегающей снизу земли реактивную струю. И тогда в уши Загорцева ворвался леденящий душу крик Юны: «Ой, Святой Тау!..»

Юрий судорожно и бестолково попытался дёрнуть кольцо парашюта, сознавая запоздалость этой меры. Таутиканка клещом впилась в него от страха, препятствуя совершению теперь уже безнадёжных телодвижений. Навстречу им летели какие-то наземные сооружения. Или наоборот, они летели навстречу им — не поймешь. Загорцев тоже перестал рационально соображать. Одно он осознал — это конец. Он ответно обнял женщину и прохрипел в микрофон: «Здравствуйте, милые мои Юлечка, Леночка и Егорка! Прощай, милая Юна!»

3

Повышенный в должности Рубби приземлил «Тайфун» на космодроме местных авиалиний и, не мешкая, браво донёс начальнику об успешной акции.

Бонз, видимо, не отходил от аппарата связи, потому что на первом же зуммере схватил трубку и, не выслушав, кто звонит, свирепо рявкнул:

— Говори!

— Ё! Отходы…это…слиты в унитаз, — шифрованно принялся докладывать этик. — Летающая талерка…того…ёкнулась.

По мере продвижения его рапорта к финалу, фистула босса смягчалась и звучала всё довольнее:

— …Так…Угу…Ага…Хорошо…Отлично…Значит, тарелочка сбита? Жалко! Лучше бы от неисправности — легче было бы на Гуманоида списать. А сам Гуманоид?…А Аборигенка?… Ага…Угу …Разбились …Оба?

— Ё! Так точно! Оба! — закончил доклад подчиненный.

— Молодец, Комод! — шифрованно похвалил его старший по должности. — Представлю к награде.

— Рад стараться! — гаркнул средний этик так, что у «Тайфуна» нарушилась дверная герметизация.

— Старайся, Комод, старайся, — мягко «стелил» Бонз. — Трупы куда подевал?

— Ё! Я не въехал: ка-какие трупы? — не сразу «врубился» старательный малый.

— То есть, как какие? — посуровела начальственная фистула. — Ты что, Комод, опять мороженого дерьма поел вместо УПСов, что ли?…Я тебя как таутиканец таутиканца по-таутикански на таутиканском языке спрашиваю: где трупы этих…Гуманоида и девки евонной?

— Дык, упали же, господин главный товарищ, — подсевшим баском просипел тот. — Разбились.

— Свинья тебе товарищ! — не утруждал себя патрон в выборе выражений. — Разбились — хрен с имя. Ведь я тебя, морда ты нетаутиканская, в третий раз спрашиваю: где эти…осколки? Или как их… Останки где?

— Не могу знать! — напрочь потерял присутствие духа Рубби.

— …А-а-а-ах, так ты не можешь знать! — Бонза едва не хватил апоплексический удар. — Ты же, лицемер тыквоголовый, заверял меня, что в тарелку и в скафандр эти…радиомаячки установил!

— Ё! Дык…Устанавливал, — почти заплакал монструозный коротышка. — Дык…Ведь талерка наёкнулась. А который в скафандре маячок — тоже, видать, наёкнулся…Трупы лежат, где-нито.