Последний оплот моего бессмертия (СИ)

— Да, ты прав, — сказала она наконец, дождавшись, когда горло перестал распирать обжигающий ком. — Ты совершенно прав. Зря я прибежала, ты ведь не обязан. Лучше я пойду.

Но Том вдруг вскочил и схватил ее за плечи. Лицо у него было странное — удивленное, вопросительное, непонимающее.

— Нет, нет, погоди, Джеки. — Он усадил ее назад на диванчик и сам сел рядом с ней. — Расскажи-ка подробнее, что случилось.

— Да ничего, я уже все рассказала, — тихо сказала Джеки и ладонью утерла нос. — Все, что могла.

— То есть, ты так соскучилась по мне, что сбежала из дому, никому не сказав, чуть ли не посреди ночи? — осторожно предположил Том.

— Да, — ответила Джеки и пожала плечами. Как же она устала, он даже представить себе не может. Том, однако, обнял ее и все так же осторожно притянул к себе. Джеки хотела отстраниться, но тепло его тела манило слишком сильно. И она подчинилась, на секунду ощутив настоящее блаженство.

— Ты все правильно сделала, милая, — прошептал Том, слегка касаясь губами края ее ушка. — Просто ты застала меня слегка… слегка врасплох.

— Я тебе помешала, — возразила Джеки.

— Ничуть. Я ничего страшно важного не делал. Но я не ожидал увидеть тебя в такое время и еще и в таком месте. Это ведь небезопасно, ты же знаешь, какой славой пользуются эти кварталы.

— Сегодня я сделала очень много безрассудных вещей. И еще одна на подходе, — объявила Джеки. В подтверждение своих слов она решительно повернулась к Тому и, обвившись вокруг него как змея, прижалась губами к его губам. Ей было почти плевать, что он подумает, что будет дальше, но сейчас это было единственное по-настоящему хорошее, действенное утешение. И еще утешительнее стало, когда его горячие ладони скользнули под ее мантию и обняли ее талию.

Его пальцы дрожали в точности как ее колени, когда он расстегнул первый крючок на ее платье, у самого ворота. Может, он и был искушен в магии, но не в романтических свиданиях… Джеки пришла ему на помощь; ее пальцы пробежались по длинной застежке, и его губы немедленно прижались к ее шее между ключицами. Ощущение было самое захватывающее.

Джеки зарылась пальцами в его густые волосы, умирая от восторга. Куда и подевалась вся обида, вся растерянность. Вот он поднял голову, тянется губами к ее рту, и у нее перехватывает дыхание от его красоты. А вот ее пальцы ловко справляются с пуговицами на его черном шелковом жилете, а потом и с чуть голубоватой рубашкой. И впервые скользят по его обнаженному телу, такому теплому, гладкому — она никогда не думала, что у мужчины может быть такая умопомрачительно нежная кожа.

А потом его пальцы оказались на ее бедре — под юбкой, там, где виднелся зажим ее подвязки, и потом еще выше, выше… Джеки ахнула, но Том не отступил. Похоже, поздно было отступать. Он дышал часто и прерывисто, и она успевала мельком увидеть то край его пылающей щеки, то красные, как у маленького ребенка, губы. Куда и подевалась его обыкновенная изысканная бледность.

Ее прическа тоже растрепалась, и она с наслаждением вытащила шпильки, позволяя волне волос раскатиться по спине и плечам, по его пальцам, блуждающим по ее телу.

А потом он совершенно внезапно схватил ее за оба запястья и властно подмял под себя, совсем как тогда, когда она впервые переступила порог этой комнаты. Джеки застонала от невероятного чувственного наслаждения — это было именно то и именно так, как она хотела.

— Еще, — неожиданно приказал Том, и она чуть не задохнулась от накатившей волны.

Протяжный, глубокий и до ужаса неприличный стон сам слетел с ее губ.

Она не ожидала, что в его гибком, стройном теле окажется столько силы. Или это ее руки и ноги обессилели под властью всепоглощающего желания?

— Любимый, — прошептала она, пока пальцы Тома ползли вверх по ее бедру, задирая юбку, открывая мгновенно покрывшуюся мурашками нежную кожу. — Мой любимый…

Видение пришло незваное, молниеносное, причудливо переплетенное с реальностью.

Она была то в кабинете, то в залитом солнечным светом купе поезда, и ее руки на плечах Тома то и дело меняли форму, темнели, покрывались мозолями и шрамами — руки девушки по имени Меропа.

— Любимый, — шептала Меропа, — мой любимый…

И странно знакомый голос смеялся прерывистым, захлебывающимся смехом, и шептал:

— Это какое-то заклинание, да? Какое-то колдовство?..

И чья-то тень заслонила солнце, кто-то склонился над нею, блеснули темные глаза — и она снова оказалась в кабинете, в руках Тома, и это его темные, блестящие глаза смотрели на нее сверху вниз, из-под путаницы растрепанных влажных волос. Ее колено словно само собой поднялось и прижалось к его боку, а рука проехалась вдоль его спины, горячей и твердой, словно нагретый солнцем камень.

Его пальцы коснулись ее живота и скользнули вниз, и Джеки поняла, что это именно то, что нужно, что именно так и должно быть, а потом его пальцы оказались прямехонько между ее ног, и она вдруг всполошилась, поняв, что там почему-то очень влажно…