Последний остров

И вот пришел многообещающий месяц май. Деревья торопились пить живительные соки земли, чтобы к Троице нарядиться в зеленые сарафаны. Намного опережая всех, лопались почки акаций, выбрасывая целые семейки мелких клейких листочков. Прямо на глазах в два дня зазеленели молодые березняки, обгоняя старые березовые рощи. Пошумливал, набирал зеленую силушку в обновлении хвойный бор коммунаров. В сырых тесных осинниках без умолку трещали сороки. В обособленных колках гомонили грачиные компании. Росистыми утрами бойцы-тетерева устраивали на полянах свадебные битвы.

По всей сибирской земле уверенно шагала весна сорок пятого. И первым ее встречал в Зауралье озерный край.

Перед выпускными экзаменами семиклассники Нечаевской школы посадили в своем саду по дереву.

Поселились молодые деревца и на Лосином острове перед окнами дома лесничества. Аленка загадала: если деревца приживутся, то они с Михаилом будут жить долго-долго, даже дольше, чем живут самые большие деревья. Беседы с Яковом Макаровичем Сыромятиным и жизнь в лесу возле озер открыли Аленке, может быть, самую первую и главную истину, что все окружающее в жизни человеческой – лес и трава, озера и звери с птицами – не менее человека важно для земли. Человек ведь тоже рождается на очень маленькое время и умирает как дерево или птица, значит, он тоже частица, маленькая былинка в этом огромном и непостижимом до конца мире. По отдельности каждый человек может или доброе дело сделать, или навредить земле. А уж если все эти дела человеческие сложить вместе, получится одна большая, общая красота на земле или пустыня бесплодная.

В солнечный воскресный день хозяева и гости лесничества готовились к экзаменам. Накануне Михаил договорился с Федором Ермаковым, чтобы тот «командировал» Ганса Нетке хотя бы на один полный день к нему репетитором по немецкому языку. И Ганса командировали. Даже выдали на сутки сухой паек и курева. Они засели еще ранним утром с Михаилом в доме и штурмовали грамматику.

Приехали, конечно, Егор с Юлькой. По дороге из-за чепухи успели поругаться. Егор потолкался на дворе, с девчонками говорить ему не хотелось, а Михаил и носа из дому не показывал, вот он и ушел к берегу Лебяжьего с вопросником по алгебре, захватив с собой и ружьишко, надеясь между делом что-нибудь подстрелить к обеду.

Аленка развела во дворе костерок. Пристроившись на чурбаках возле огня, они повторяли с Юлей билеты по литературе. Юля, однако, постоянно отвлекалась и переходила на прозу жизни.

– Ой, тошнехонько, Егорка-то учудил… – она тоненько засмеялась и доверительно рассказала: – На днях я ему бабушкино подвенечное платье показывала. Говорю, закончится война, сразу и поженимся. А он говорит, меряй сейчас. Я натянула платье, а он ни с того ни с сего целоваться полез. Говорит, давай потренируемся, а то я не умею целоваться, осрамимся на свадьбе-то.

– И он поцеловал тебя?

– Х-м, куда ему. Как телок, тычется носом. Пришлось поучить маленько. А куда денешься? Свадьба без поцелуев не бывает – это уж потом можно и без телячьих нежностей.

– А не рано ты замуж собралась?

– Чего рано-то… Победа, гляди, завтра уж… А и не завтра, ну… тогда сразу же после школы можно… Чего тянуть?

– Смешная ты, Юля. Надо ведь дальше учиться, и годов-то тебе еще маловато.

– Вот еще какая незадача. Я ж вся в бабушку. Она тоже в шестнадцать лет выскочила за деда. И ни одного класса образования, а деда вон как в руках держит.

– И Егор так думает?

– Еще чего! Буду я его спрашивать! Как скажу, так и сделает. Он у меня по струночке ходить будет.

– Ох, Юля, как у тебя все просто и легко.

– А что шибко-то голову ломать? Как жили мои бабка с дедом, так и мы с Егором хозяиновать станем. Видела, какой домина-то у нас? Дай бог каждому. И подворье. Нельзя в таком хозяйстве без мужика.

– Счастливая ты, Юля. Честное слово.

– Да ты ж сама вся от радости светишься. Вот хитрованка. И в грамоте не чета мне.

– Ой, опять мы с тобой заболтались. Бери-ка, Юля, вопросы. Что у нас там дальше?

– Стихи. Сколько себя помню, мои любимые стихи были считалки. Вот такая, например:

Считалка-считалка,
Сидит баба на палке,
Мужик – на тележке,
Пощелкивают орешки…

Веселая считалка. А глаза у Юли грустные. Все-то про Егора Юля придумала. Не целовалась она с ним. И не о нем она вздыхает – о Михаиле. Но он все дальше и дальше от Юли, от всех. Вздохи и ахи девчонок его почему-то не волнуют. Ну почему это так получается, что девчонки раньше взрослеют?

– А еще есть вот такая считалочка…

– Юля, так мы с тобой далеко не уедем. Какие там стихи?

– О войне.

Аленке как раз больше всего и нравились стихи о войне. Да еще о природе. Она закрыла книжку и стала читать по памяти:

Все растерзано, смято, разбито, разрыто.
И неведомо, сколько недель
Одинокий и скорбный, людьми позабытый,
Над колодцем скрипел журавель…