Ты вспоминаешь минуты бегства из Ноушехра, и кровь твоя закипает. Ты чувствуешь, что за эти несколько дней стал другим человеком и уже не сможешь вести себя по-прежнему. Теперь ты будешь отдавать приказы, а не санкционировать чужие решения. Ты теперь — реальный правитель, а не бессильный конституционный монарх.
И ты берешься царствовать по-новому. Ты приговариваешь к ссылке Мосаддыка, ты приказываешь арестовать самых рьяных коммунистов — некоторых из них позже расстреливают. Ты велишь изготовить новые статуи, крупнее прежних, изображающие тебя и твоего венценосного отца, и установить их на главных площадях иранских городов. Ты создаешь новую, безжалостную службу безопасности…
А вот с Сорайей отношения делаются все сложнее. Выяснилось, что она не может забеременеть. Вы оба проходили обследования в самых лучших клиниках мира, но получили печальный диагноз: Сорайя никогда не сможет выносить ребенка. Врачи объяснили, что рост ее матки остановился в семилетнем возрасте, и этот орган не способен рожать. Как это несправедливо! Нация ждет, что твоя супруга забеременеет и произведет на свет наследника. И ты тоже, имея бесплодную жену, оказываешься бесплодным и не имеющим жизненного продолжения. Как можешь ты объяснить другим, что проблема не в тебе? Не кричать же, что при каждом обследовании брались образцы твоей спермы, и в них находили миллионы здоровых и активных мужских клеток! И вот беда: пошли гулять слухи, что у тебя нет детородной силы и что даже дочь, которую родила Фаузия, была не от тебя. Иностранные радиостанции часами передают эту чушь.
Ты стоишь на поразительном распутье. Ты не можешь ни расстаться с Сорайей, ни объявить имя наследника. Иногда ты склоняешься к тому, чтобы назначить наследником одного из твоих братьев; иногда хочешь, не разводясь с Сорайей, взять еще одну жену и родить сына от нее. Однако Сорайя не согласна играть роль счастливой, но бесплодной шахини. Фамильная гордость не позволяет ей допустить такое: чтобы избранницей была не она, а другая рядом с ней.
И в конце концов ты и Сорайя решаете расстаться. Тяжелое, но единственно возможное решение. Хотя расстаться тебе с ней очень трудно: всей душой ты чувствуешь, что мужчина на протяжении жизни способен полюбить до гробовой доски лишь одну женщину, и такая единственная для тебя — Сорайя…
И вот даже сейчас ты чувствуешь пустоту там, где должна была бы быть Сорайя. Красоту и достоинство этой женщины — полуместной, полуевропеянки — забыть не так-то просто. Особенно мучительны для тебя воспоминания об эпопее того переворота — о днях одиночества, страха и унижения. И воспоминания о том, первом, бегстве из страны. Сорайя — это сокровище — была тогда рядом с тобой… Ты тоскуешь по ней даже сейчас, находясь в Купольном дворце в Египте…
«Ах, мой венценосный отец! Как же счастлив был ты — поскольку не зависел так сильно, как я, от того, что называют сердцем; не зависел даже и в тот день, когда влез на тутовое дерево, чтобы наполнить подол моей матери ягодами…»